Ион ЧОБАНУ
МОСТЫ
Роман
Перевод М. Хазина
Радуга, говорят, один край своей дуги непременно купает в
воде, будь то шумная река или тихое озерцо. И еще говорят,
что - если кто-нибудь сможет дойти до радуги и коснуться ее,
исполнится любое его желание.
Скажет: хочу быть густым лесом - Кодры - и в Кодры
превратится. Скажет: хочу быть сказочным витязем
Фэт-Фрумосом - так оно и будет. Любое, заветнейшее - сбудется.
- А ты чего хочешь? - спросил меня давным-давно дедушка.
- Счастливым хочу быть! - ответил я в простоте души.
- Для этого, пожалуй, дороги к радуге маловато, -
задумчиво произнес дед. - За радугой надо пройти еще много
мостов жизни...
Они поднялись на поросший ясенем холм, который в Кукоаре и окрестных
селах так и называли - Ясеневым. В былые времена крестьяне разживались
здесь осями для телег, а название сохранилось до сих пор. Среди деревьев
было много поросших сухим терновником полян. Кустарник засох, обглоданный
кавалерией Фердинанда ранней весной 1918 года. Здесь разыгралась битва -
не на жизнь, а на смерть: голодные кони, за неимением лучшего корма,
ощипывали колючки вместе с корой. Проглатывали давясь. Потом у коней
взбухали животы, проткнутые так и не переваренными колючками. Погибли и
кусты, и лошади. Среди сгнившей листвы и теперь валялись омытые дождями
конские черепа, кости. Зато у сельчан вдоволь стало черепов для пугал:
почти над каждым виноградником скалился конский череп, надетый на тычок.
Но дед Тоадер не очень-то верил, что череп - именно то, что может
принести удачу винограднику. А остатки терновника ему нравились. Высохшие
кусты походили на красное дерево. В печи от них оставались твердые угли,
похожие на антрацит. И бедная печурка чуть ли не трескалась от жары.
За топливом и пришли на Ясеневый холм старик вместе с обоими внуками.
Незадолго до этого бабушка Домника испекла хлеб и, как в селе
заведено, сварила в той же печи огромнейший казан фасоли.
- Ну и ну! - вскипел дед Тоадер. - Ведро фасоли! Кто столько слопает?
Тьфу, коровья образина!
- Готово уже, взъелся, - вздохнула бабушка.
- А что, думаешь, очень тебя боюсь? Я самого батюшку на "ты" называю!
Голова у тебя есть, а ума маловато... В прошлом году, когда полол фасоль,
поп кричит мне из своей брички: "Зачем возишься с фасолью, ты же ее не
ешь?" Подкузьмить меня, значит, хотел. Я в позапрошлом косил у него
пшеницу, так он меня пробовал фасолью кормить. Коровья образина! Поставил
я ту кастрюлю на солнцепек - говорю: пусть допекается...
- Еще бы, ты у нас с фасоном.
- Какой есть. Вынул я тогда чеснок из сумы, поел - и попробуй поспей
за моей косой, батюшка. С тех пор он первый снимает передо мной шапку... И
что сам ест на косьбе, тем и меня потчует...
- Ну и на здоровье... И откуда ты только взялся на мою голову? В
церковь тебя на аркане не затянешь, постов не соблюдаешь... А с попом
носишься, как дурак с писаной торбой.
- Цыц, старуха!
Дед Тоадер выскочил во двор. Так всегда: когда бабушка Домника
основательно его доведет, взовьется и удирает из дома: "Как бы чего не
натворить!", и это уже лет шестьдесят, с тех пор как женился.
Тем временем бабушка Домника кличет внуков:
- Эй, Никэ, Тоадер!
- Одни дураки соблюдают пост! - остывая, бросает дед через плечо и
отправляется искать внуков.
Заглядывает в сарай, за амбар - никого.
- Куда делись, коровьи образины?.. Эй, дьяволы, бегите быстрей
уплетать фасоль, не то музыкантам отдам. Вы что, сквозь землю провалились?
Почти что так оно и было. Бабушка оставила открытой дверь погреба, и
ребята спустились в "подземелье". Старший, Тоадер, доставал черпаком
рассол и выливал наземь. Никэ дожидался своей очереди. Но очередь все не
подходила, и он кинулся отнимать черпак у старшего брата. Тогда Тоадер так
толкнул его, что Никэ отлетел к ступеням.
- Вы что там, а? - услышал шум дед. - С каких пор кричу, а вы ни
гугу. Что не поделите?..
Дед Тоадер не по летам резво сбежал по ступенькам в погреб и, увидев,
что натворили внуки, обомлел. Соленья в кадке остались без рассола! Хоть
возьми да выбрось.
Дед не любил фасоли, но обожал соленья. Они не переводились в доме
круглый год. И вот на тебе - Тодерикэ, внук, который носит его имя, -
удружил!
Старик был зол на язык, зато отходчив сердцем. Но тут и он не
выдержал - задал Тодерикэ взбучку. И чтобы уж совсем отвести душу,
выбранил заодно и всех ребятишек околицы.
Выйдя из погреба, дед все еще ворчал. Его не охладили ни бабушкины
уговоры, ни плач внуков, ни все святые, которых он помянул. Да и то
сказать: остаться на зиму без соленых огурцов.
- Что, жеребячья резвость на вас напала? Вот суну вам в рот удила...
Внуки искоса поглядывали на старика, старались смекнуть, какие у него
намеренья.
- Хватит по сторонам глазеть, ложку к уху поднесете! - прикрикнула и
бабушка Домника, затем обернулась к деду Тоадеру: - И ты оставь их в
покое.
Мальчики сидели на печи, между ними стояла миска фасоли. Никэ уплетал
вовсю. Тодерикэ же ворчал, что ему, как и деду, фасоль не по вкусу, и
отталкивал от себя миску. Одновременно он похвалялся, что мать сшила ему
новые портки и теперь он уже не будет бегать в одной рубашке, как
девчонка.
Дед Тоадер мрачно пил капустный рассол, сдобренный хреном. Вид у него
был свирепый: от озорства внуков и от хрена, такого крепкого, что хоть
плачь. Да и новая мода его не устраивала: когда он был молод, мальчики
надевали портки гораздо поздней, чуть ли не в канун женитьбы.
- Эй, щенок, чего зазевался? Всю грудь залил супом.
- Так Тоадер окунает мою ложку всю целиком.
- А сам ты что, сосунок? Слава богу, уже в стригунках ходишь, -
поругала его бабушка.
- А Тоадер...
- Оставь детей! Хватит языком трепать.
Дед Тоадер взял тарелку с капустным рассолом и вылил половину ребятам
в фасоль.
- Наворачивай, Тодерикэ, тебе ж хотелось борща с фасолью... Вижу,
пост этот тебе поперек горла... Хе-хе... Я вас научу работать, тогда и
аппетит будет. А то как зима - будто кошки мурлычете в тепле... Так тепло
же само из лесу не придет...
- Уж не надумал ли взять их с собой?
- Надумал...
- Может, им лучше дома посидеть?
- Хочешь, чтоб и капуста осталась без рассола? Нет уж! Тоадера
Лефтера учить уму-разуму не надо!
- Ноги у них болеть будут, - попробовала бабушка образумить старика.
- А целый день бегать по селу - не болят?
Услыхав про лес, внуки мгновенно позабыли все свои нелады с дедом.
По дороге они прыгали, словно с привязи сорвались.
Дед Тоадер с топором за поясом остался далеко позади. И лишь на
опушке леса догнал внуков. Здесь был мост и развилка - Никэ не знал, куда
свернуть, а Тодерикэ безуспешно старался засучить слишком длинные портки.
- Вот дорога, беш-майор!* Что, башмаки уморились? - усмехнулся дед
Тоадер.
_______________
* Б е ш-м а й о р - звание в турецкой армии. Старик употребляет это
присловье в значении "сорвиголова".
Старик и мальчики шагали друг за другом. Дед поглядывал на внуков,
прикидывая: выдержат ли обратную дорогу? Как бы не стали пищать. Этого еще
не хватало! Но мальчики держались молодцами. Хоть и знали, что дед словами
не разбрасывается, суесловия не терпит, старались разговорить старика.
Хитрили: спросит о чем-нибудь Никэ у своего братца, а тот отвечает:
- Не знаю. Спроси у дедушки.
Старик делал вид, будто не замечает, что его водят за нос. Ведь не
мог же он не знать чего-нибудь. Дед должен знать все: какие птицы
гнездятся в лесу, какая из них где обитает, сколько откладывает яиц и
сколько выводит птенцов, каких птиц едят, каких нет.
Тут дед Тоадер потрепал волосы Тодерикэ, с неожиданной ласковостью
спросил:
Далее для ознакомления
