Денис Чекалов
Между двух войн
Лернейская кампания - самая страшная война в истории Страны Эльфов -
закончилась Майкл снимает офицерский мундир, надеясь вернуться к мирной
жизни. Но эхо прошлого не отпускает его.
Под сводами Золотого Леса зреет коварный заговор. Лапа иблиса тянется
к шпилю священного минарета Кавалерия орков надвигается из бескрайней
степи...
ПРОЛОГ
Лернейские болота
За шесть дней до конца Лернейской кампании
- Война закончилась, офицер, - сказал человек, стоявший у края скалы.
- Это была не война, - ответил я.
Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.
- Ты прав, офицер.
Его губы скривила злая усмешка.
- Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут,
как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?
Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии.
Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были
связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.
- Вы целы, доктор Стравицки? - негромко спросил я.
Скалы окружают Лернейские болота - невысокие, неба с них не достать.
Я стою на одной из них, сложив руки на груди.
Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле
Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в
правой руке.
Я не знаю, сколько стрелков целится в меня - да и какая разница?
Хватит и одного.
Доктор кивает.
- Он будет цел, если вы выполните мои условия, - произносит Бланке. -
За что я люблю эльфов - вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими
паршивыми шкурами.
- Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом
улыбается шире - я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.
Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.
- Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой
мужчины. Такова наша работа.
Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.
Один из снайперов поменял позицию.
Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть.
Возможно, сейчас они начнут стрелять.
Тогда всем нам конец - мне, Дорросу и доктору Стравицки.
Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война
заканчивается.
- Ты называешь это мужской работой? - спрашиваю я. - Ты пришел в чужую
страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым
убийством, а тебя сволочью.
Бланко смеется - громким, искренним, чистым смехом. Но не таким, к
которому тебе захотелось бы присоединиться.
- Такова война, офицер. Здесь нет убийц - есть одни жертвы.
- Ты сам сказал, что война скоро кончится, - негромко говорю я.
- Теперь и ты называешь это войной?
- Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и
мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто
презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно - на
каторжных рудниках.
- Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад
привезли в ваш полевой лагерь бочку - и в ней не мармелад. Тц говоришь, что
презираешь насилие?
Из горла Дорроса черным вороном вырывается короткий смешок.
- Тогда зачем тебе полный бочонок драконьей пыли? Если рассеять его с
этой скалы - шесть деревень внизу превратятся в смердящие кладбища. А через
день там можно будет возить на прогулку младенцев - яд уже рассеется.
Идеальное оружие для войны, оружие трусов. И придумали его эльфы - вы.
- Пыль - залог окончания резни. Довод, с которым никто не поспорит.
Каждая из сторон готова сложить оружие. Из миролюбия? Нет, из страха перед
Черным кругом. Мы не собирались использовать этот бочонок.
- Вот как?
Доррос смеется снова.
- А вот те люди, которые наняли меня, - собираются. И я спрашиваю
тебя, офицер, что для тебя дороже - жизнь одного паршивого эльфа или сотни,
тысячи человек, которых мои наниматели осыпят драконьей пылью?
Пистолет крепче упирается в горло доктора.
- Легко говорить красивые слова, офицер. Выбор сделать сложнее.
- Здесь нечего выбирать.
Я вынимаю из левого рукава сложенную втрое бумагу.
- Это прямой приказ от Высокого Совета эльфов. Я должен совершить
обмен.
Тело Дорроса содрогается. Он словно получил пулю в грудь. Ему
приходится сделать небольшой шаг назад, чтобы устоять.
Он не может поверить, что все так просто.
- Обмен? Высокий Совет согласился на это?
- Не будь ты так труслив, Доррос, ты бы подошел и прочитал сам или
позволил бы подойти мне. Но что же ты удивился - разве не на это ты
рассчитывал, когда взял в плен безоружного полевого врача?
Холодные глазки Бланке становятся еще меньше. Шестеро человек
выступают из-за его спины, и у всех подняты автоматы.
Значит, их больше, чем нас.
Их всегда больше.
- Я отвечу за тебя, Доррос. - Я снова скрещиваю руки на груди. - Ты
думал, что сможешь надавить на меня, а я скрою все от Совета. Эльфы не
поступают так. Мы все заодно.
- Я не верю.
Доррос наконец делает то, чего ему долго хотелось, - облизывает губы.
Он нервничает - и злится, что не смог этого скрыть.
- Я знаю, как поступают эльфы. Вы всегда лжете. Это какой-то трюк.
Высокий Совет не мог отдать такого приказа.
- Не хочешь, не верь.
Я смотрю на него оценивающе, словно собираюсь купить.
- Но теперь я скажу тебе то, во что ты поверишь. Сейчас ты пойдешь
вперед, а на полпути остановишься и позволишь доктору Стравицки подойти ко
мне. Тем временем двое моих солдат передадут тебе бочку.
- Я же сказал, что не...
- Я не закончил. Мне известно, что у тебя три сестры, Доррос. Если ты
или кто-то из твоих людей примется делать глупости - начнет стрелять,
попробует похитрить... - Я развожу руками. - Завтра же ты получишь
небольшое ожерелье. Из трех миленьких ушек.
Лицо Бланке темнеет. Он опускает голову, как бык, готовящийся
атаковать.
Но я знаю, что этот бык уже попал к мяснику.
- Мои сестры в надежном месте. Тебе не добраться до них, офицер.
- В надежном месте, - сейчас. Будь они у меня, думаешь, я отдал бы
тебе бочку? Но завтра, Доррос. Кто может быть уверен в завтрашнем дне?
- Ты не посмеешь убить их.
- Я и не убью. Ведь послезавтра мне надо будет послать тебе новое
ожерелье. Тоже из свежих ушей. А потом настанет очередь пальцев... Или
лучше глазных век?
- Ты не посмеешь.
- Разве?
Зубы Дорроса стиснуты.
- Вот как ты презираешь насилие, офицер.
- Никто и не говорит о насилии. Я просто отрежу им уши.
Бланке молчит. Я повышаю голос:
- Теперь ты теряешь время на болтовню. Иди ко мне, Доррос. Мы
совершим обмен, и с твоими сестрами ничего не случится... По крайней мере
из-за меня.
Доррос идет вперед. Горная тропа широка, как выбор судьбы. Но человек
с пистолетом ступает по ней так осторожно, словно идет по натянутому
канату.
Заложника он ведет перед собой.
Я не смотрю на доктора, я не вижу своих солдат, которые выносят из-за
скалы драконью пыль. Бочонок такой маленький, что, кажется, поместится в
твоем кармане; а еще он черный, как душа человека, прошедшего через войну.
Сгорбленный человек в темной рясе жреца выходит под неверный грозовой
свет. Эльфы ставят перед ним свою ношу; и он проводит раскрытой ладонью над
запечатанной крышкой.
Ее открывать нельзя.
Но я не слежу за этим.
Мои глаза прикованы к Дорросу Бланке.
- Все в порядке, - негромко шелестит жрец.
Он исчезает так же внезапно, как и появился. Бланко толкает доктора
Стравицки вперед.
- Мы еще увидимся, офицер, - говорит он. - Никто не смеет угрожать
моей семье.
Я молчу.
Реплик у меня больше нет, потому что пьеса отыграна.
Бланко и его бандиты исчезают в темноте, почти так же быстро, как
жрец. Черный бочонок они уносят с собой.
Я знаю, что снайперы за Далее для ознакомления
