Евгений Иванович Чарушин
МЕДВЕДЬ-РЫБАК
Рассказ
Для дошкольного возраста
Художник Н.Е.Чарушин
В прошлом году я всю зиму жил на Камчатке. А ведь это самый край
нашей Родины. Там я и весну встречал. Интересно начинается камчатская
весна, не по-нашему.
Как побегут ручьи, как вскроются камчатские речки, прилетает из Индии
красный воробей-чечевица и везде поёт свою песню чистым, флейтовым
свистом:
Чавычу видел?
Чавычу видел?
Чавычу видел?
А чавыча - это такая рыба лососёвой породы. И тут-то начинается самое
интересное в камчатской весне.
В это самое время вся рыба из океана заходит в речки, в ручьи, чтобы
в самых истоках, в проточной пресной воде метать икру.
Идёт рыба табунами, косяками, стаями; рыбы лезут, торопятся,
толкаются, - видно, тяжело им: животы у них раздуты, полны икрой или
молоками. Иногда они плывут так густо, что нижние по дну ползут, а верхних
из воды выпирает.
Ох, как много идёт рыбы!
А говорят, в старину, когда на Камчатке было совсем мало людей, рыба
шла ещё гуще. В старинных записях так и сказано, что весло в реках стояло
и против течения шло "попом".
Все радуются, галдят. И тоже спрашивают друг друга:
Чавычу видел?
Чавычу видел?
Чавычу видел?
А она изредка проплывёт - эта чавыча - огромный, драгоценный лосось.
Плывёт она по дну среди мелкой рыбы - горбуши. Будто свинья с
поросятами по двору проходит.
А через несколько дней вся эта рыба сваливается обратно, в солёную
воду. Только уж не косяками, не табунами плывёт она, а вразброд, каждая
по-своему. Кто - хвостом вперёд, а кого и по дну катит и выкатывает на
берег, как гнилое полешко. Вся рыба еле живая, больная, "снулая". Выметала
она икру и обессилела.
И теперь уже по всей Камчатке другие рыбаки орудуют. Кто каркает, кто
крякает, кто рычит, кто мяучит.
Дикие рыбаки рыбачат.
Пойду-ка, думаю, в лес, отдохну, да и посмотрю лесных рыбаков. Как-то
они с делом справляются. И ушёл далеко-далеко от селения.
* * *
Хорошо весной в лесу! Берёзы распускают свои клейкие листья, стоят
прозрачные, будто не деревья, а дымок зелёный. Среди них темнеют плотные
ели и высокий можжевельник.
Воздух чистый, лёгкий, еловой смолой пахнет, молодым листом, прелой
землёй.
И хор птичий... И флейта поёт, и трель рассыпается, и чеканье, и
посвисты.
Солнце печёт вовсю. А тень ещё холодная.
Я подошёл к берегу речки, притаился и сразу увидел рыбака.
Ай да мужик-богатырь! Ростом с воробья. Рыба его в тридцать раз
больше.
Это голоногий куличишка рыбачит. Вокруг рыбы бегает, суетится,
суетится, клюёт. А рыбу из воды на берег выкинуло - дохлая.
Пищит кулик, ногами семенит.
Потом прилетели две вороны. Спугнули кулика, а сами рыбу не трогают.
Видно, уже поели досыта. Как сели на отмель, так и заснули. Сидят,
носатые, глаза закрыли. Налетели чайки с криком, с гамом. Стали потрошить
эту рыбину. Одна голова осталась.
Наглотались чайки рыбьего мяса и дальше отправились. А вороны всё
спят, не шевелятся.
Как удачно я выбрал место!
Тут у речки крутая излучина, и всё, что поверху плывёт, вода
выкидывает на берег.
Пока я тут был, трёх рыб к берегу прибило течением.
Гляжу - с того берега по камням спускается лиса. Паршивая такая.
Шерсть клочьями на боках висит - сбрасывает зимнюю шубу Лиса Патрикеевна.
Спустилась она к воде, воровато схватила ближнюю рыбу и спряталась с
нею за камень.
Потом опять показалась, облизывается. И вторую рыбу утащила.
Вдруг лай, вой, визг поднялся: прибежали собаки деревенские да как
бросятся с обрыва к воде, к лисице. Видно, учуяли её сверху. Лиса берегом,
берегом наверх - и в лес. Собаки за ней.
Ну и я ушёл. Кого мне тут ждать?
Ни один зверь теперь не придёт сюда: собачьих следов испугается.
Снова я пошёл по ручьям и по речкам.
Видал, как другая лиса рыбу ела - смаковала. Выедала только спинки.
Ещё крохаля видал большого - с гуся. Он спал среди объедков. До
отвалу наглотался рыбы.
А потом я прилёг и заснул незаметно. Разморило меня. Долго ли спал -
не знаю. Только вижу сон: будто делаю я какую-то замечательную вещь, не то
самолёт, не то молотилку, а может, и башню какую. По порядку видится сон:
сначала работал я, потом устал и тоже лёг спать. Лёг и громко-громко
захрапел.
И потом во сне соображаю:
"Да как же это так? Ведь я никогда не храплю. Не умею".
И тут у меня всё как-то спуталось. Уж я наполовину проснулся, а сон
продолжаю видеть, что будто лежу и храплю.
Знаю, что это неправда. Сержусь даже.
Рассердился, проснулся, открыл глаза. Что за чудо? Храплю. Я даже
испугался. Как так? Что такое?
Потом очнулся... Да нет, это не я храплю... И на храп совсем не
похоже.
Это кто-то рычит неподалёку, фыркает, плещется.
Поднял я голову. Смотрю - в речке медведь сидит. Здоровенный
медведь - старик-камчадал. Вот тебе и сон с храпом!
А ружья у меня нет. Что делать? Убираться надо подобру-поздорову.
Начал я осторожно-осторожно отползать от речки... И вдруг задел за
какой-то камень. Камень этот покатился и в воду - плюх! Я так и замер.
Лежу не дышу и глаза закрыл. Сейчас задерёт меня медведь. Вот выберется на
берег, увидит - и конец.
Долго я лежал, пошелохнуться боялся. Потом слышу: будто всё ладно.
Медведь порявкивает на старом месте, ворчит. Неужели он не слышал, как
камень плюхнулся в воду?
Глухой он, что ли?
Я осмелел и выглянул из-за кустов. А потом присмотрелся немного и
совсем страх забыл. Этот медведь тоже рыбу ловил. И до чего чудно!
Сидит Михайло Иванович по горло в воде, только голова сухая из воды
торчит, как пень. Башка у него громадная, мохнатая, с мокрой бородой. Он
её то на один бок наклонит, то на другой: рыбу высматривает.
А вода совсем прозрачная, мне медведя всего видно, как он там орудует
лапами, и туловище медвежье вижу.
К туловищу шерсть прилипла, и тело у медведя кажется не по голове.
Головастый он такой получается. Маленький и головастый.
Сидит этот медведь. И вдруг что-то лапами стал в воде хватать.
Вижу - достаёт рыбу-горбушу. Прикусил он горбушу и... сел на неё.
Зачем это он, я думаю, на рыбу-то сел?
Сел и сидит в воде на рыбе. Да ещё и проверяет лапами: тут ли, под
ним ли?
Вот плывёт мимо вторая рыба, и её медведь поймал. Прикусил и тоже на
неё садится. А когда садился, так, конечно, привстал. И первую рыбу
течением из-под него утащило. Мне-то сверху всё видно, как эта горбуша
покатилась по дну. А медведь как рявкнет! Потерялась рыба. Ах ты!
Непонятно ему, бедняге, что такое с его запасом делается, куда он
девается. Посидит, посидит, да и пощупает лапой под собой: тут ли рыба, не
убежала ли? А как схватит новую, опять я вижу: старая выкатилась из-под
него и ищи-свищи!
Ведь на самом деле обида какая: теряется рыба, и всё тут!
Долго-долго сидел он на рыбе, ворчал, даже пропустил две рыбины, не
решился ловить; я видел, как они проплыли мимо. Потом опять - р-раз!
Подцепил лапой горбушу. И опять всё по-старому: нет прежней рыбы.
Я лежу на берегу, хочется мне посмеяться, а смеяться нельзя.
Попробуй-ка посмейся! Тут тебя медведь со злости съест вместе с
пуговицами.
Громадную сонную чавычу натащило на медведя. Сгрёб он её, кладёт под
себя...
Ну, конечно, под ним пусто.
Тут медведь так обиделся, что и чавычу забыл, заревел во всю мочь,
прямо как паровоз. Поднялся на дыбы, лапами бьёт по воде, воду сбивает в
пену. Ревёт, захлёбывается.
Ну уж тут и я не вытерпел. Как прысну! Как захохочу! Услыхал меня
медведь, увидал. Стоит в воде, как человек, на двух лапах, и на меня
смотрит.
А Далее для ознакомления
