Карел Чапек
Графиня
Рассказы из другого кармана - 8
OCR Busya
"Карел Чапек. ''Рассказы из одного кармана. Рассказы из другого кармана''":
Лидове Накладательствo; Прага; 1981
Аннотация
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела
Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских
переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Карел Чапек
Графиня
- Шальные эти бабы, - заговорил пан Полгар, - такие они иногда
выкидывают фортели, просто диву даешься. История, которой я хочу вас
позабавить, произошла в девятнадцатом или в двадцатом году, короче, в то
время, когда наша благословенная Центральная Европа казалась пороховым
погребом, когда все только и ждали - в какой еще стороне заварится каша.
Шпионы у нас в те годы кишмя кишели - сейчас это и представить себе
невозможно. Я занимался тогда контрабандистами и фальшивомонетчиками, но
военные власти нередко просили меня снабдить и их кое-какой информацией. Вот
тогда-то и произошел этот случай с графиней... ну, скажем. Мигали.
Не помню уж, когда и каким путем, но только военные получили анонимное
письмо, в котором автор обращал их внимание на корреспонденцию, поступавшую
в адрес В. Манесса, Цюрих, до востребования. Потом они перехватили одно из
подозрительных писем; вообразите себе, это была шифровка под кодом ≤ 11, и в
ней сообщалось, что двадцать восьмой пехотный полк входит в состав пражского
гарнизона, что в Миловицах - полигон и что наша армия вооружена не только
ружьями, но и штыками, и тому подобные глупости. Но военные, знаете ли, в
таких случаях - страшные педанты; если вы, к примеру, сообщили иностранным
державам, что портянки наших пехотинцев сделаны из коленкора фирмы
"Оберлендер", то предстанете за это перед дивизионным судом и схлопочете, по
крайней мере, год заключения за государственную измену и шпионаж. И ничего
не попишешь - на этом зиждется престиж военных властей.
Так вот, стало быть, показали мне военные чины зашифрованное письмо и
анонимный донос. Видите ли, графолог я никудышный, но тут с первого взгляда
было ясно, что-либо оба письма нацарапаны одной и той же рукой, либо я
спятил. Хотя анонимка начертана карандашом - кстати, большинство анонимных
писем пишут карандашом, - но тут прямо бросалось в глаза, что у шпиона и
автора анонимки - явно одна и та же рука.
- Мой вам совет, - сказал я чинам, - не придавайте этому значения; не
стоит овчинка выделки; этот агент просто какой-то любитель, дилетант, все
его военные тайны каждый легко может вычитать в "Политичке".
Ну ладно. Прошло что-то около месяца, и заявляется ко мне один капитан
из контрразведки, стройный такой, красивый паренек
- Пан Полгар, - говорит он, - чудная со мной произошла история. Недавно
я танцевал с одной обворожительной смуглянкой Она графиня, по-чешски - ни
слова, но танцует - восторг! А нынче я получил от нее трогательную записку.
Как-то все-таки странно это...
- Радоваться тут надо, юноша, - говорю я ему, - "счастье в любви" - вот
что это такое.
- Оно, конечно, пан Полгар, - сокрушенно отвечает мне капитан, - да
только записка написана тем же почерком, теми же чернилами и на той же
бумаге, что и шпионские донесения в Цюрих! Просто ума не приложу, что
делать, представляете, каково мужчине выдать женщину, которая... гм, которая
всей душой... и вообще... она дама, пан Полгар, - вырвалось у него в
волнении.
- Что поделаешь, капитан, - говорю я ему, - рыцарские чувства тут ни
при чем. Ваш долг - велеть арестовать эту женщину и - сообразно с важностью
преступления - приговорить к смертной казни; а на вашу долю выпадает честь
приказать дюжине стрелков: "Пли!" Жизнь - известное дело - полна романтики.
Вот только, к сожалению, есть тут одна загвоздочка: никакого В. Манесса в
Цюрихе не существует, потому как на цюрихской почте скопилось уже
четырнадцать зашифрованных донесений, а его все нет как нет. Бросьте вы свои
подозрения и отправляйтесь плясать с этой смуглой графиней, пока молоды!
Три дня капитан мучился угрызениями совести, аж осунулся весь, а потом
все-таки доложил о случившемся по начальству. Ну, понятно, шестеро военных в
машине помчались арестовать графиню Мигали и изъять ее обширную переписку с
иностранными агентами. У нее был обнаружен код и всевозможные опасные, так
сказать, бумаги изменнического содержания. При этом графиня отказывалась
давать какие-либо показания, а ее сестра, шестнадцатилетняя девчонка,
уселась на стул, поджав колени под подбородком, так что все можно было
лицезреть, курила сигареты, флиртовала с офицерами и хохотала как дурочка.
Прослышав, что Мигали сидит в тюрьме, я помчался к военному начальству
и говорю:
- Отпустите вы, Христа ради, эту истеричку, иначе сраму не оберетесь.
А они мне:
- Пан Полгар, графиня Мигали призналась, что была завербована
иностранной разведкой, а это дело серьезное.
- Да эта женщина водит вас за нос! - кричу я им.
- Пан Полгар, - строго выговаривает мне полковник, - не забывайте, что
говорите о даме; графиня Мигали лгать не может.
Вот до чего эта баба окрутила солдат!
- Тысяча чертей! - орал я. - Значит, галантности ради вы отправите ее
под суд? Да пошли вы к дьяволу вместе с вашими рыцарскими чувствами! Неужели
вы не видите, что эта дурочка сама и нарочно навела вас на след своей
изменнической деятельности?! Да ведь она, негодница, обвела вас вокруг
пальца, не верьте вы ни одному ее слову!
Но начальники делали трагические мины и только пожимали плечами
Само собой, о случившемся кричали все газеты, - и у нас и за границей;
аристократия со всего света была на коне и собирала выражения протеста,
дипломаты предпринимали различные демарши, общественное мнение даже в
далекой Англии было возмущено, но справедливость - как известно - неумолима.
Словом, благородная графиня - в виду военного положения - предстала перед
трибуналом.
Снова пошел я к военным чинам - на сей раз уже вооружась собственной
информацией - и предложил:
- Выдайте ее мне, я сам ее накажу.
Какое! Они и слышать ни о чем не хотели. Надо признаться, суд они
устроили - просто красота!
Я сидел в зале, заплаканный, как на "Даме с камелиями". Графинечка,
тоненькая, словно стрела, и смуглая, что твой бедуин, признала свою вину.
- Я горжусь тем, - произнесла она, - что смогла быть полезной врагам
этой страны.
Судьи чуть не разрыдались, желая и благородными быть, и долг соблюсти;
но что поделаешь, изменнические письма и прочие глупости были налицо, и все
же суд принимая во внимание исключительные обстоятельства, облегчающие и
отягчающие вину, - не мог не приговорить графиню Мигали к году тюремного
заключения.
Такого роскошного суда, повторяю, я отродясь не видывал. После
вынесения приговора графиня встала и ясным голосом произнесла:
- Господин председатель, я считаю своим долгом заявить, что в ходе
следствия и во время предварительного ареста все без исключения
чехословацкие офицеры по отношению ко мне держали себя как истинные
джентльмены.
В этом месте я от избытка чувств разревелся чуть ли не в голос.
А теперь войдите в мое положение: когда знаешь о человеке всю
подноготную, то у тебя так и чешется язык рассказать об этом, просто нет
никакого удержу. По-моему, люди говорят правду не по злому умыслу и не по
глупости, а вынуждаемые обстоятельствами или неодолимым правдолюбием. Так
представьте себе, эта Мигали где-то в Вене познакомилась с небезызвестным
майором Вестерманном и влюбилась в него. Вы, конечно, знаете, кто такой
Вестерманн: удалец, сделавший геройство ремеслом; ордена на нем так и
бренчат: Мария Далее для ознакомления
