Лев Романович Шейнин
Генеральша Апостолова
Записки следователя
Леон Дотан
Лев Шейнин
ГЕНЕРАЛЬША АПОСТОЛОВА
Дело, о котором будет рассказано ниже, мне пришлось расследовать осенью
1925 года. Я был тогда еще совсем молодым следователем Московского губсуда.
Вокруг этого дела и тогда и в последующие годы развелось много всяческих
сплетен и кривотолков, и, как всегда бывает в таких случаях, слухи обрастали
всякими вымышленными, подчас просто фантастическими подробностями и
деталями.
Я помню, что когда это дело слушалось в Московском губсуде, то у здания
суда на Тверском бульваре собралась огромная толпа любопытствующих, и хотя
было объявлено, что дело будет рассмотрено при закрытых дверях (как оно и
было в действительности), публика не расходилась, и для поддержания порядка
пришлось вызвать усиленный наряд милиции.
Раскрытие тайного дома свиданий, который содержала бывшая фрейлина и
генеральша Апостолова, произошло при следующих обстоятельствах.
В мой следственный участок входила вся улица Горького с прилегающими
переулками и с районом Белорусско-Балтийского вокзала. Этот участок считался
одним из самых боевых в том смысле, что он давал большое количество
разнообразных по своему характеру дел.
Так, в районе вокзала и Грузин совершалось значительное количество
чисто уголовных преступлений, нередко случались убийства, имелись разного
рода притоны. Я хорошо знал свой участок и постепенно его очищал. Однако у
меня не было даже и мысли о том, что в моем районе функционирует широко
поставленный тайный дом свиданий, притом обслуживаемый так называемыми
"приличными, семейными" женщинами.
Вот почему я был удивлен, когда однажды мне позвонил по телефону
товарищ из МУРа и сообщил, что, по его сведениям, в одном из переулков в
районе улицы Горького функционирует тайный дом свиданий.
Он добавил, что не знает, где именно находится этот дом и кто его
содержит, но как будто все это происходит во владении какого-то церковного
прихода. Я поблагодарил товарища за сообщение и начал продумывать план
проверки и реализации полученных сведений.
В то время на территории моего участка были три церковных прихода. Один
из них находился на углу Благовещенского переулка и улицы Горького. Я лично
осторожно обследовал все три прихода и остановился на последнем. Во дворе
этого прихода, стоял небольшой белый двухэтажный домик. Совсем рядом кипело
уличное движение, с грохотом пролетали трамваи и грузовики, стаями носились
мальчишки-папиросники. В церковном дворике было тихо и пустынно. Дом
принадлежал церковному приходу и еще не был муниципализирован. В первом
этаже жил приходский священник, грузный седой человек.
Под предлогом распространения подписки на Большую Советскую
Энциклопедию я его навестил. От подписки священник отказался и начал
жаловаться на скупость прихожан.
- У нас что же, - гудел он, - центр, суета сует и Вавилон. Разве тут до
бога? А вот, возьмите, отец Евтихий в Замоскворечье - другое дело, как сыр в
масле катается. Кругом там народ верующий, положительный, солидный. Бывшие
купцы, скажем опять же люди немолодые. Им только о боге и думать осталось. А
у нас - все больше молодежь. А что с нее теперь толку для нашего церковного
дела? Нехристи, как один...
Старик был прав. В церкви редко набирался народ, службы проходили
уныло, и прихожан становилось все меньше.
Во втором этаже жила бывшая генеральша - Антонина Александровна
Апостолова, высокая немолодая уже дама с надменным профилем и важными
манерами. Бывшая генеральша жила с горничной Катей, старой девой, служившей
у нее чуть ли не три десятка лет. В уютной квартире из трех комнат всегда
было тихо и даже как бы торжественно. Плотные гардины и занавеси наглухо
закрывали небольшой этот мирок от жизни города, упругие текинские ковры
глушили шаг, старинные миниатюры на стенах, мебель красного дерева
павловских времен, вычурные и неудобные кресла, диваны, секретеры - все это
говорило о прошлом.
Антонина Александровна нигде не работала, и никто не знал, на какие
средства она живет. А между тем она не нуждалась в средствах, хорошо
одевалась и имела независимый вид одинокой, но вполне обеспеченной женщины.
Она была очень религиозна и дружила с соседом священником. Нередко по
вечерам спускалась она в его квартиру, и они подолгу пили чай, вспоминая
старую Москву.
Она тоже отказалась от подписки на энциклопедию, но спросила, нельзя ли
через меня приобрести переводную французскую беллетристику. Я спросил, что
именно ее интересует.
- Что-нибудь полегче, - протянула она, - и без политики. Ну вот,
скажем, Виктора Маргерита, Поля Бурже - одним словом, в этом роде...
Я обещал выяснить и сообщить ей.
За этим домом было установлено наблюдение.
Днем Антонина Александровна обычно куда-то уходила, всегда тщательно,
по моде одетая, подолгу отсутствовала и возвращалась уже к вечеру. Иногда к
ней днем приходили женщины и мужчины, но никогда долго не засиживались,
нередко уходили порознь и время проводили без шума и музыки, без громких
разговоров, смеха, танцев.
Обычно в течение суток ее навещали не более трех-четырех пар.
Посещавшие ее мужчины и женщины всегда предварительно смотрели на окно,
выходящее в переулок. Обычно на окне стояла лампа с зеленым абажуром. Однако
дважды были зарегистрированы случаи, когда на окне была поставлена лампа с
красным абажуром, и тогда люди, направлявшиеся к Апостоловой, возвращались,
не заходя к ней.
Было ясно, что лампа применялась в качестве условного сигнала, своего
рода светофора.
Собрав эти данные, я уже решил произвести операцию, как неожиданная
случайность меня предупредила.
Как-то вечером мне позвонили домой по телефону. Говорил дежурный 15-го
отделения милиции.
- Товарищ следователь, в Дегтярном самоубийство, Повесилась гражданка
В-ва, молодая женщина. Оставила какую-то странную записку. Может, приедете?
Я сразу же выехал. В небольшой квартире из двух комнат жила покойная с
мужем, молодым инженером. Всего два месяца назад они поженились. Жили
счастливо, любили друг друга. Покойная была здоровая, красивая, молодая
женщина. Было непонятно, почему она покончила с собой.
На столе лежала записка, написанная карандашом на клочке бумаги, тем
полудетским, косым и разгонистым почерком, каким пишут обычно молодые
неработающие женщины. Записка была адресована мужу.
"Сережа, родной мой. Я умираю потому, что не могу и не хочу тебя
обманывать и не хватает силы воли все рассказать тебе, покаяться; ты был так
тактичен, ты ни в чем меня не упрекнул, не спрашивал, даже сделал вид, что
не заметил. Как можно после этого тебя обманывать. Не могу, не умею. Прощай,
родной. Что бы ни было - знай, я любила тебя, я тебя не хотела обманывать и
потому ухожу".
Я несколько раз перечитал это странное письмо. Рядом, в соседней
комнате, сотрясался от рыданий муж - тихий, бледный человек с хорошим лицом
и умными глазами. Он тоже не понимал, в чем дело.
Было ясно, что налицо какое-то преступление, шантаж, угроза
разоблачений, И в этом направлении надо было вести следствие.
Я начал устанавливать круг знакомых покойной; узнал фамилию ее
ближайшей подруги, вызвал ее к себе на допрос.
Подруга явилась. Высокая статная женщина лет двадцати пяти, одетая
модно, даже несколько вычурно. Она была явно смущена и пыталась скрыть это
напускной развязностью.
- Ваше имя, отчество?
- Ирина Сергеевна...
- Чем вы занимаетесь?
- Я замужем.
- Вы, кажется, были близкой подругой В-вой?
- Да, да. Мы с ней обожали друг друга. Вы не знаете, какая она была
прелесть, какой чудный человек.
И Ирина Сергеевна приложила к сухим глазам кружевной платочек.
- Сколько зарабатывает ваш Далее для ознакомления
