Борис Соколов
МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ, ПОЛКОВНИК КРЕБС!
[Image001]
[Image002]
Мы еще
встретимся,
полковник
Кребс!
[Image003]
Сыну Борису с любовью посвящаю
1
Тяжелый подъем по лесистому ущелью окончился.
Тропинка уперлась в глинистый уступ, заросший частым
кустарником.
Раздвинув ветви колючей ежевики, Федор Дробышев ухватился за
свисающую ветвь самшитового куста и остановился. Перед ним лежала
полянка с густой, местами поблекшей травой. В тридцати шагах,
прижавшись к горе, стоял домик с полуоткрытыми ставнями. Дальше
виднелись виноградники и прошлогодние посевы табака. За ними
раскинулся небольшой участок вспаханной земли, а выше широкой темной
полосой тянулся лес, уходивший в сторону Клухорского перевала. Далеко
на востоке за лесистыми горами уже всходило солнце. Было очень тихо.
Дремали даже чуткие и злые горские собаки.
Сдвинув на затылок форменную фуражку и привычным движением
расстегнув кобуру, Дробышев пытливо осматривал полянку и дом. Его
спутник в старой домотканной черкеске, опоясанный порыжевшим
патронташем, с трехлинейной кавалерийской винтовкой в руке стоял
рядом. Медлить больше было нельзя.
Вынимая на ходу пистолет, Дробышев широким шагом пошел к дому.
Немного сзади, стараясь не отстать, почти бежал коротконогий и
неуклюжий горец.
Светлело синее небо, в торжественной тишине высились отроги
невысоких гор, на земле сверкали бесчисленные бусинки инея.
Когда они дошли до середины полянки, хлестнул выстрел. Спутник
Федора вскрикнул, выронил винтовку и упал ничком. Дробышев на
мгновение растерялся. Выстрел спутал все его планы. Захватить врага
внезапно не удалось: он первым нанес удар.
Тотчас же Дробышев почувствовал несильный удар по правой руке,
глянул и увидел вспоротый рукав гимнастерки. Бежать назад было
поздно. Он бросился вперед к дому.
Вторая пуля попала в правую ногу. Стреляя по окнам, он подбежал
к углу дома, и в этот миг кто-то сзади навалился на него и стал
душить. Пытаясь сбросить повисшего на нем человека, Дробышев увидел
выбегающих из дома вооруженных горцев. Он выстрелил в них, но в ту же
секунду почувствовал удар в грудь. Падая, успел увидеть вертящийся
клочок голубого неба, зелень деревьев, женщину, стоявшую у дома, и
горцев в черкесках, набегавших на него с винтовками. Напряжение,
владевшее им, сменилось внезапной слабостью, безразличием. Далекий,
тонкий и однообразный звон несколько мгновений звучал в его сознании.
Потом исчез и он.
По ту сторону ущелья, гремя цепью, надрывно и злобно лаяла
овчарка.
Перебрасываясь короткими гортанными словами, горцы - их было
трое - с опаской подошли к Дробышеву. Самый молодой, высокий,
стройный и картинно красивый, поднял из травы кольт Федора. Затвор
пистолета был отведен назад, все патроны истрачены. Он сунул пистолет
за свой патронташ. Другой, видимо, старший, с невозмутимым лицом,
оглянулся на вышедшего из дома старика с седой бородой, в серой
черкеске и отрывисто бросил молодому:
- Осмотри его, Хута! Возьми документы. Да побыстрее, нужно
уходить.
Хута взглянул на третьего, невысокого и плотного, и улыбнулся.
- Здорово ты прыгнул на него, Минасян, - он кивнул на
лежащего, - как настоящий всадник!
- Много говоришь! Как на базаре, - перебил его старший. - Скорее
обыскивай!
Молодой перевернул тело Дробышева, быстро обшарил карманы и, не
найдя в них ничего, ударил чекиста ногой в лицо. Федор застонал. Хута
положил свою винтовку на землю и, обеими руками охватив раненого
чекиста, зачем-то поставил его на ноги. Дробышев, покачнувшись, тут
же упал. Тогда Хута поднял свою винтовку и выстрелил в него.
Солнце уже поднялось над лесом. Свет залил всю полянку,
кристаллы инея тускнели, омытые водой листья деревьев и трава
серебрились и сверкали. Над редко разбросанными в горах домиками,
которые издали казались игрушечными, потянулись дымки. Где-то далеко
внизу, должно быть, на дороге к морю, заскрипела арба.
Старик что-то сказал. Женщина вынесла из дома мешок, бурку и
винтовку, и горцы, еще раз оглядев неподвижные , тела, двинулись в
путь. Старик шел впереди. Миновали виноградники, пахотное поле и
медленно пошли к вершине, к лесу, чтобы глухими тропами уйти к
перевалу. Женщина смотрела им вслед. В окне домика виднелись
встревоженные лица испуганных детей.
* * *
Выстрелы разбудили селение, лежащее на дороге от Клухорского
перевала к морю. Там забегали люди. Они собирались группами, шумно
разговаривали, оживленно жестикулируя.
Через час на шоссе показалась быстро идущая грузовая машина с
пограничниками. У сельсовета она остановилась. Из кабины вышел
командир. Пограничники выстроились перед машиной с легкими пулеметами
на флангах. Волнуясь и перебивая друг друга, жители рассказали, что
ночью двое в форме ушли из селения наверх, к Бак-Марани. На рассвете
оттуда была слышна перестрелка. Вот уже больше часа, как все стихло.
Взяв проводников, командир разделил бойцов на две группы и повел
их на гору.
Широкая, пробитая, быть может, десятками поколений людей дорога
постепенно переходила в чуть заметную тропу. Идти становилось все
тяжелей. Поднявшееся солнце согрело землю, она размякла, и ноги
скользили. Густо разросшийся кустарник стеною стоял на пути, ветви
хлестали по лицам.
Наконец проводники, как по команде, остановились и, призывая к
тишине, предостерегающе подняли руки. Пограничники подтянули пулемет.
- Здесь! - шепнул один из проводников и показал на уступ.
Зеленые фуражки и гимнастерки пограничников сливались с листвой.
Бойцы настороженно следили за домом. Раздвинув ветки кустарника,
командир внимательно и как будто неторопливо рассматривал в бинокль
лежащую перед ним полянку, одноэтажный домик с блестевшими на солнце
окнами. Некоторые ставни были полуоткрыты.
По сигналу лужайка заполнилась бойцами с винтовками наперевес.
Два бойца вошли в дом, и он тотчас наполнился шумом, говором,
детским плачем. Через минуту пограничники снова вышли на поляну. За
ними шла женщина. Плача, она что-то быстро говорила, показывая на
лежащих в траве людей. В одном из них командир узнал весельчака и
балагура Шалву Зарандия, сотрудника районного отдела милиции. Еще
недавно они встречались, и Зарандия смешно рассказывал о свадьбе их
общего приятеля Чиковани.
Бойцы осторожно перевернули Дробышева, лежавшего у самого дома,
и увидели его залитые кровью лицо и грудь. Пограничник узнал и
Федора - оперативного уполномоченного ГПУ Абхазии, в прошлом году
приехавшего из Москвы.
Враг мог быть близко, рядом, - надо было спешить. Редкой цепью
пограничники пошли по пашне, мимо шуршащих бодыльев прошлогоднего
кукурузника, мимо виноградника, к лесу, по следам ушедшей банды.
Несколько бойцов подняли тела Зарандия и Дробышева и понесли их вниз,
в селение.
Прочесывание местности результатов не дало, поиски бандитов
пришлось прекратить. Вернувшись через несколько часов в селение,
командир разыскал врача, вызванного из Сухума. От него он узнал, что
Дробышев жив.
- А жить будет? - спросил пограничник.
Врач пожал плечами.
Зарандия и Дробышева уложили в машину и с врачом и бойцом
отправили в город. При первом же толчке Федор от резкой боли пришел в
себя. Он лежал на шинели, из-под которой высовывались высохшие стебли
кукурузы. Ему был виден голубой Далее для ознакомления
