Юрий Сергеевич Рытхэу.
Молчание в подарок
---------------------------------------------------------------
Источник: Когда киты уходят: Повести и рассказы. -
Ленинград, Ленинградское отделение изд-ва "Советский писатель", 1977.
OCR: Михаил Смирнов
---------------------------------------------------------------
Андрей ступил на самолетный трап и на миг остановился, пораженный
красотой. Вокруг высились покрытые чистым белым снегом сопки. Они матово
отсвечивали, отражая яркое весеннее солнце: снег слегка подтаял, образовав
корку. Она и служила зеркалом солнечным лучам.
На обочине посадочной полосы стояла упряжка, и молодой парень в
камлейке с откинутым капюшоном пытливо оглядывал спускающихся на землю
пассажиров.
В районном центре Андрея предупредили о том, что до стойбища придется
добираться на собаках: в эту пору, перед вскрытием рек, пускаться на
вездеходе рискованно. "Это прекрасно! - сказал Андрей. - Я так мечтал
когда-нибудь проехаться на собачьей упряжке!" Председатель райисполкома,
худая энергичная женщина, почти не вынимавшая сигареты изо рта, чуть
улыбнулась и сказала: "Ну вот и попробуете".
Андрей Хмелев, выпускник ветеринарного института, приехал на Чукотку в
конце прошлого года. Его оставили работать в окружном сельскохозяйственном
управлении, где он просидел над бумагами всю долгую зиму, и нынешняя поездка
для него, в сущности, была первым знакомством с настоящей тундрой. Надо было
обследовать стада Провиденского района перед отелом.
- Я Андрей Хмелев, - представился он каюру, сбежав по трапу.
- Очень приятно, - хмуро ответил парень и выпростал из оленьей рукавицы
теплую ладонь с прилипшими к ней белыми шерстинками.
- Едем! - весело сказал Андрей, бросив рюкзак на нарту и усевшись на
громко скрипнувшие две неширокие доски-сиденья.
- Сейчас поедем, - спокойно ответил парень, - только сначала встаньте.
Андрей послушно поднялся. Каюр принялся увязывать груз.
- Больше у вас ничего нет?
- Все мое хозяйство в рюкзаке.
Каюр выкрикнул что-то гортанное, выдернул из снега плотно пригнанную
палку с железным наконечником, и собаки, отряхиваясь, начали подниматься из
уютно примятых снежных ямок. Нарта двинулась вперед, в гору, и Андрей
бросился вслед, закричав:
- Послушайте! Подождите! Вы меня забыли!
- Бегите за мной, - бросил на ходу парень, держась за дугу посередине
нарты.
Андрей потрусил вперед, проваливаясь по колено в снег, ругаясь про
себя. Он совсем иначе представлял себе езду на собаках: снежный вихрь
клубится за мчащейся нартой, звонко лают собаки, выбрасывая из-под лап комья
снега. Сколько раз он видел такое в кино, по телевидению... А тут нарта едва
ползла по косогору, собаки, вытянув хвосты и высунув розовые языки, медленно
перебирали лапами, поминутно оглядываясь на каюра и на Андрея злыми,
ненавидящими глазами.
Андрей чувствовал, что задыхается: давненько ему не приходилось так
бегать. Но не хотелось показывать свою слабость этому неприветливому каюру.
Ему-то что, он привычный, да еще держится за дугу.
Андрей собрал силы, догнал нарту и вцепился обеими руками в дугу. Сразу
стало легче. Каюр покосился на Андрея и улыбнулся. Улыбка у него была
добрая, чуть застенчивая.
- Как мне тебя называть?
- Оттой - по-чукотски, а по-русски - Андрей.
- Тезки, значит, мы с тобой.
- Выходит, так.
- Я тебя буду называть Оттой, можно?
- Почему нет? В тундре все меня так зовут.
Оттой внимательнее поглядел на приезжего. Чуть постарше его, а уже
окончил институт. А вот Оттой не попал в прошлый раз, не прошел по конкурсу.
Не захотел воспользоваться льготами для северян, решил сдавать, как все, в
Дальневосточный государственный университет. В этом году Оттой собирался
делать вторую попытку, упрямо отказавшись и на этот раз от внеконкурсного
поступления. Старший брат, пастух оленеводческой бригады, у которого Оттой
зимовал, предрекал ему новый провал. Ну и пусть! Если надо - Оттой пойдет и
в третий раз сдавать, и в четвертый! Всю долгую зиму он читал, готовился к
экзамену по литературе. И не жалел об этом. Он понял, что, пренебрегая на
школьных занятиях уроками литературы и предпочитая физику и математику, он
прошел мимо волшебной горы, не заметив ее, не оглянувшись на нее... И теперь
он был по-настоящему потрясен, читая заново и Пушкина, и Лермонтова, и
Тургенева, и Толстого, и Чехова, и Горького... Видимо, в школе у них была
просто никудышная учительница по литературе, которая только и умела
рассказать, кого и с какой силой изобличил в своем произведении изучаемый
писатель. А ведь кроме обличения было и другое - изображение внутренней
красоты человека, того, что не видно снаружи, неуловимо даже в разговоре, но
оно и есть самое главное - это прекрасное, трепетное, общее для всех людей.
Нарта поднялась на перевал. Собаки почти выбились из сил, да и люди
тоже. Надо передохнуть. Оттой тихо произнес:
- Гэ-э-э-э! - и собаки тут же остановились и залегли.
- Привал, - сказал Оттой.
Андрей глубоко вздохнул и сел на нарту. Сердце бешено колотилось, и
парню казалось, что стук его слышен далеко вокруг.
- Устал с непривычки, - виновато произнес Андрей.
- Я тоже устал, - признался Оттой, садясь рядом с Андреем. Движением
плеч он передвинул висевший на спине малахай на грудь и меховой оторочкой
вытер вспотевшее лицо.
Андрей огляделся. С высоты открывался широкий вид на долины, еще полные
снега. Но уже кое-где обнажился синий лед, под которым чувствовалась готовая
вырваться на волю вешняя вода. Синева неба отражалась в снежных сопках,
густо ложилась на затененные склоны. Прозрачный воздух открывал дальний
хребет, словно нарисованный неумелым художником на стыке неба и земли. Все
кругом было наполнено величайшим спокойствием, возвышающим душу человека.
- Как здесь прекрасно! - громко произнес Андрей, и его слова разорвали
воздух, спугнув собак и заставив вздрогнуть Оттоя.
Андрей нагнулся, взял пригоршню снега и только открыл рот, как услышал:
- Не смейте этого делать!
Андрей испуганно выронил снег и недоуменно посмотрел на каюра.
- Снегом не утолите жажду, - мягче сказал Оттой, - только разожжете ее.
Вот, если хотите пить.
Оттой выпростал из поклажи термос. Чай был крепкий, горячий и сладкий.
Андрей с удовольствием выпил два стаканчика-колпачка.
- Мне здесь безумно нравится, - произнес он громко. - Такая
величественная, спокойная красота! И все кругом так девственно чисто,
нетронуто. Как хорошо!
Андрей шумно вдохнул и выдохнул воздух.
Оттой отошел к собакам поправить постромки, но ему хорошо был слышен
голос Андрея.
- И как подумаешь, что скоро доберутся и до этой красоты, - грусть
берет... Как хорошо, что загрязнение окружающей среды еще не достигло этих
мест...
Оттой поправил алык у передовой пары, осмотрел лапы собакам. В эту пору
снег острый, колючий, с режущими кристалликами, образовавшимися от
солнечного тепла, и псы часто ранят подушечки лап до крови. На этот случай
Оттой держал на нарте несколько пар кожаных чулочков.
- Даже такие огромные водные пространства, как океан, уже нельзя
считать чистыми, - продолжал Андрей. - Тур Хейердал, плывя на своем
папирусном корабле "Ра", прямо посреди океана встречал загустевшие комочки
нефти, пластмассовые бутылки и разный мусор... Это поразительно!
Человечество может утонуть в собственном дерьме, если не принять решительных
мер!
Осматривая лапы собакам, Оттой дошел до нарты, и голос Андрея теперь
гудел у него над самым ухом.
- Понимаешь, сейчас уже почти нет естественно-чистых продуктов, за
очень редкими исключениями. Все надо подвергать предварительной очистке
перед употреблением. В Центральной Европе вы уже не можете просто вот так
наклониться над лесным ручьем и напиться: а вдруг где-нибудь поблизости
химическое предприятие спускает неочищенные стоки или проходит
канализационная Далее для ознакомления
