Н.А.ПОЛЕВОЙ
БЛАЖЕНСТВО БЕЗУМИЯ
On dit, quo Ja folie est un mal;
on a tort - e'est un bien...
Говорят, что безумие есть зло, -
ошибаются: оно благо!
Мы читали Гофманову повесть "Meister Floh" {"Повелитель блох" (нем.)}.
Различные впечатления быстро изменялись в каждом из нас, по мере того как
Гофман, это дикое дитя фантазии, этот поэт-безумец, сам боявшийся
привидений, им изобретенных, водил нас из страны чудесного в самый
обыкновенный мир, из мира волшебства в немецкий погребок, шутил, смеялся над
нашими ожиданиями, обманывал нас беспрерывно и наконец - скрылся, как мечта,
изглаженная крепким утренним сном! Чтение было кончено. Начались разговоры и
суждения. Иногда это последствие чтения бывает любопытнее того, что
прочитано. В дружеской беседе нашей всякий изъявлял свое мнение свободно;
противоречия были самые странные, и всего страннее показалось мне, что
женщины хвалили прозаические места более, а мужчины были в восторге от самых
фантастических сцен. Места поэтические пролетели мимо тех и других, большею
частию не замеченные ими.
Один из наших собеседников молчал.
- Вы еще ничего не сказали, Леонид? - спросила его молодая девушка,
которая не могла налюбоваться дочерью переплетчика, изображенною Гофманом.
- Что же прикажете мне говорить?
- Как что? Скажите, понравилась ли вам повесть Гофмана?
- Я не понимаю слова "понравиться",- отвечал Леонид - и глаза его
обратились к другой собеседнице нашей,- не понимаю, когда говорят это слово
о Гофмане или о девушке...
Та, на которую обратился взор Леонида, потупила глаза, и щеки ее
покраснели.
- Чего же вы тут не понимаете?
- Того,- отвечал Леонид,- что ни Гофман, ни та, которую сердце отличает
от других, нравиться не могут.
- Как? Гофман и девушка, которую вы любите, вам не могут нравиться?
- Жалею, что не успел хорошо высказать моей мысли. Дело в том, что
слово "нравиться" я позволил бы себе употребить, говоря только о щегольской
шляпке, о собачке, модном фраке и тому подобном.
- Прекрасно! Так лучше желать быть собачкою, нежели тою девушкою,
которую вам вздумается любить?..
- Не беспокойтесь. Но Гофман вовсе мне не нравится, как не нравится мне
буря с перекатным громом и ослепительною молниею: я изумлен, поражен;
безмолвие души выражает все мое существование в самую минуту грозы, а после
я сам себе не могу дать отчета: я не существовал в это время для мира! И как
же вы хотите, чтобы холодным языком ума и слова пересказал я вам свои
чувства? Зажгите слова мои огнем, и тогда я выжгу в душе другого чувства мои
такими буквами, что он поймет их...
- Не пишет ли он стихов? - сказала девушка, которая спрашивала,
молчаливой своей подруге.- Верно, это какое-нибудь поэтическое сравнение или
выражение, и я ничего в нем не понимаю...
- Ах! как я его понимаю! - промолвила другая тихонько, сложив руки и
поднимая к небу голубые глаза свои.
Я стоял за ее стулом и слышал этот голос сердца, невольно вылетевший.
Боясь, чтобы она не заметила моего нечаянного дозора, я поспешил начать
разговор с Леонидом.
- Прекрасно,- сказал я,- прекрасно, любезный Леонид! Только, в самом
деле, непонятно.
- Как же вы говорите "прекрасно", если вы не понимаете?
Этот вопрос смешал меня. Я не знал, что отвечать на возражение
Леонидово.
- То есть, я говорю,- сказал я ему наконец,- что трудно было бы
изъяснить положительно, если бы мы захотели отдать полный отчет в ваших
словах.
- Бедные люди! Им и чувствовать не позволяют того, чего изъяснить они
не могут! - Леонид вздохнул.
- Но как же иначе? - сказал я.- Безотчетное чувство есть низшее
чувство, и ум требует отчета верного, положительного...
- Мне всегда забавно слышать подобные слова: сколько в них шуму, грому,
и между тем, как мало отчетливости во всех ваших отчетах! Скажите,
пожалуйста: во многом ли до сих пор успели вы достигнуть вашей отчетливой
положительности? Не вправе ли мы и теперь еще, после всех ваших философских
теорий и систем, повторить:
Есть многое в природе, друг Горацио,
Что и не снилось вашим мудрецам!
Что такое успели мы разгадать нашим умом и выразить нашим языком?
Величайшая горесть, величайшая радость - обе безмолвны; любовь также
молчит -не смеет, не должна говорить (он взглянул украдкою на молчаливую
нашу собеседницу). Вот три высокие состояния души человеческой, и при всех
трех уму и языку дается полная отставка! Все это человек может еще, однако
ж, понимать; но что, если мы осмелимся коснуться тех скрытых тайн души
человеческой, которые только ощущаем, о существовании которых только
догадываемся?..
Леонид засмеялся и вдруг обратился к веселой нашей собеседнице:
- Вам скучно слушать мои странные объяснения. Извините: вы сами начали.
- Я искренно признаюсь вам, что не понимаю, о чем вы говорите. Мне
просто хотелось узнать ваше мнение о гофмановской сказке...
--- Сказка эта похожа на быль,- отвечал Леонид.- Помилуйте? Как это
можно?
- Говорю не шутя. Сначала мне показалось даже, будто я слышу рассказ о
том, что случилось с одним из моих лучших друзей.
- Возможно ли?
- Окончание у Гофмана, однако ж, совсем не то. Бедный друг мой не
улетел в волшебное царство духов: он остался на земле и дорого заплатил за
мгновенные прихоти своего бешеного воображения...
- Расскажите нам!
- Это возбудит горестные воспоминания моей жизни; притом же я боюсь: я
такой плохой рассказчик...
Сверх того, в приключениях друга моего я ничего не могу изъяснить
положительно!..- Леонид засмеялся и пожал мне руку.
- Злой насмешник! - сказал я.
- Вы, однако ж, расскажете нам? - повторила веселая наша собеседница.
- Если вам угодно...
Взор Леонида выразил, однако ж, что совсем не в ее угоду хотел он
рассказывать.
- Ах! как весело! - сказала вполголоса молчаливая ее подруга, так что
Леонид мог слышать,- он станет рассказывать!
- Ты любишь слушать рассказы Леонида? - лукаво спросила ее подруга.
- Да... потому, что они всегда такие странные...- Она смешалась и опять
замолчала.
Несколько молодых людей придвинули к нам свои кресла. Мы составили
отдельный кружок. Другие из гостей были уже заняты в это время картами и
разговорами о погоде и еще о чем-то весьма важном, кажется, об осаде
Антверпена.
Леонид начал:
- Вы позволите мне скрыть имена и предварительно объявить, что я ни
слова не прибавлю и не убавлю к истине.
- В Петербурге, несколько лет тому, когда я служил по министерству...
знал я одного молодого чиновника. Он был товарищ мне по департаменту и
старше меня летами. Назовем его Антиохом. В начале нашего знакомства
показался он мне угрюм, холоден и молчалив. В веселых беседах наших он
обыкновенно говаривал мало. Сказывали также, что он большой скупец. В самом
деле, всем известно было, что у него огромное состояние, но он жил весьма
тихо и скромно, никого не приглашал к себе, редко участвовал в забавах своих
приятелей и только раз в год сзывал к себе товарищей и знакомых, в день
именин своих. Тогда угощение являлось богатое. В другое же время редко можно
было застать его дома. Говорили, что он нарочно не сказывается, хотя кроме
должности почти никуда не ходит и сидит запершись в своем кабинете.
Должность была у него легкая, за бумагами сидеть ему было не надобно, и
никто не знал, каким образом Антиох проводит время. Впрочем, он был
чрезвычайно вежлив и ласков, охотно ссужал деньгами и был принят в лучших
обществах. Прибавлю, что он был собою довольно хорош, только не всякому мог
понравиться. Лицо его, благородное и выразительное, совсем не было красиво;
большие голубые глаза его не были оживлены никаким чувством. Стройный и
высокий, Далее для ознакомления
