Степан Писахов
Морожены песни
Библиотека Старого Чародея - http://www.oldmaglib.com/
Сканирование, OCR и вычитка - Маша
Информационная поддержка издания "Рамблер Интернет Холдинг"
Федеральная программа книгоиздания России
"Морожены песни" - классика русских авторских сказок. Языковое
своеобразие в сочетании с мягким юмором, неповторимым образным
мышлением художника и писателя Степана Писахова создает уникальную
картину нравов русского Севера.
ОТ АВТОРА
Сочинять и рассказывать сказки я начал давно, записывал редко.
Мои деды и бабка со стороны матери родом из Пинежского района. Мой дед
был сказочник. Звали его сказочник Леонтий. Записывать сказки деда Леонтия
никому в голову не приходило. Говорили о нем: большой выдумщик был,
рассказывал все к слову, все к месту. На промысел деда Леонтия брали
сказочником.
В плохую погоду набивались в промысловую избушку. В тесноте да в
темноте: светила коптилка в плошке с звериным салом. Книг с собой не брали.
Про радио и знати не было. Начинает сказочник сказку длинную или бывальщину
с небывальщиной заведет. Говорит долго, остановится, спросит:
- Други-товарищи, спите ли? Кто-нибудь сонным голосом отзовется:
- Нет, еще не спим, сказывай.
Сказочник дальше плетет сказку. Коли никто голоса не подаст, сказочник
мог спать. Сказочник получал два пая: один за промысел, другой за сказки.
Я не застал деда Леонтия и не слыхал его сказок.
С детства я был среди богатого северного словотворчества. В работе над
сказками память восстанавливает отдельные фразы, поговорки, слова. Например:
- Какой ты горячий, тебя тронуть - руки обожжешь. Девица, гостья из
Пинеги, рассказывала о своем житье:
- Утресь маменька меня будит, а я сплю-тороплюсь! При встрече старуха
спросила:
- Што тебя давно не видно, ни в сноп, ни в горсть? Спрашивали меня,
откуда беру темы для сказок? Ответ прост:
Ведь рифмы запросто со мной живут,
Две придут сами, третью приведут.
Сказки пишу часто с натуры, почти с натуры. Многое помнится и многое
просится в сказку. Долго перечислять, что дало ту или иную сказку. Скажу к
примеру. Один заезжий спросил, с какого года я живу в Архангельске.
Секрет не велик. Я сказал: - С 1879 года.
- Скажите, сколько домов было раньше в Архангельске? Что-то
небрежно-снисходительное было в тоне, в вопросе.
Я в тон заезжему дал ответ:
- Раньше стоял один столб, на столбе доска с надписью:
А-р-х-а-н-г-е-л-ь-с-к.
Народ ютился кругом столба.
Домов не было, о них и не знали. Одни хвойными ветками прикрывались,
другие в снег зарывались, зимой в звериные шкуры завертывались. У меня был
медведь. Утром я вытряхивал медведя из шкуры, сам залезал в шкуру. Тепло
ходить в медвежьей шкуре, и мороз - дело постороннее. На ночь шкуру медведю
отдавал...
Можно было сказку сплести. А заезжий готов верить. Он попал в "дикий
север". Ему хотелось полярных впечатлений.
Оставил я заезжего додумывать, каким был город без домов.
В 1924 году в сборнике "На Северной Двине" напечата на моя первая
сказка "Не любо - не слушай. Морожены песни".
С Сеней Малиной я познакомился в 1928 году. Жил Малина в деревне Уйме,
в 18 километрах от города. Это была единственная встреча. Старик рассказывал
о своем тяжелом детстве. На прощанье рассказал, как он с дедом "на корабле
через Карпаты ездил" и "как собака Розка волков ловила". Умер Малина,
кажется, в том же 1928 году.
Чтя память безвестных северных сказителей - моих сородичей и
земляков, - я свои сказки веду от имени Сени Малины.
Ст. ПИСАХОВ
Не любо-не слушай...
Про наш Архангельской край столько всякой неправды да напраслины
говорят, что я придумал сказать все как есть у нас.
Всю сушшую правду. Что ни скажу, все - правда.
Кругом все свои - земляки, соврать не дадут.
К примеру, Двина - в узком месте тридцать пять верст, а в широком -
шире моря. А ездим по ней на льдинах вечных. У нас и леденики есть. Таки
люди, которы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да давают в
прокат, кому желательно.
Запасливы стары старухи в вечных льдинах проруби делали. Сколь годов
держится прорубь!
Весной, чтобы занапрасно льдина с прорубью не таяла, ее на погребицу
затаскивали - квас, пиво студили.
В стары годы девкам в придано давали перьвым делом - вечну льдину,
вторым делом - лисью шубу, чтобы было на чем да в чем за реку в гости
ездить.
Летом к нам много народа приезжат. Вот придут к леденику да торговаться
учнут, чтобы дал льдину полутче, а взял по три копейки с человека, а трамвай
пятнадцать копеек.
Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину - стару,
иглисту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит).
Ну, приезжи от берега отъедут верст с десяток, тоже как путевы, песню
заведут, а робята уж караулят (на то дельны, не первоучебны). Крепкой
льдиной толконут, стара-то и сыпаться начнет. Приезжи завизжат: "Ой, тонем,
ой, спасайте! "
Ну, робята сейчас подъедут на крепких льдинах, обступят.
- По целковому с рыла, а то вон и медведь плывет, да и моржей напустим!
А мишки с моржами, вроде как на жалованье али на поденшшине, - свое
дело знают. Уж и плывут. Ну, приезжи с перепугу платят по целковому. Впредь
не торгуйся.
А мы сами-то хорошей компанией наймем льдину, сначала пешней попробуем,
сколько ей годов узнам. Коли больше ста - и не возьмем. Коли сотни нет -
значит, молода и гожа. Парус для скорости поставим. А от солнца зонтики
растопырим да вертим кругом, чтобы не загореть. У нас летом солнце-то не
закатывается: ему на одном-то месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу.
В сутки разов пятьдесят обернется, а коли погода хороша да поветерь, то и
семьдесят. Ну, коли дождь да мокресть, дак отдыхат, стоит.
А на том берегу всяка благодать, всяческо благорастворение! Морошка
растет большушшими кустами, крупна, ягоды по фунту и боле, и всяка друга
ягода.
Семга да треска сами ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в
бочки ложатся. Рыбаки только бочки порозны к берегу подкатывают да днишша
заколачивают. А котора рыба побойчей - выторопится да в пирог завернется.
Семга да палтусина ловчей всех рыб в пирог заворачиваются. Хозяйки только
маслом смазывают да в печку подсаживают.
Белы медведи молоком торгуют (приучены). Белы медвежата семечками да
папиросами промышляют. И птички всяки чирикают: полярны совы, чайки, гаги,
гагарки, гуси, лебеди, северны орлы, пингвины.
Пингвины у нас хоша не водятся, но приезжают на заработки - с шарманкой
ходят да с бубном. А новы обезьяной одеваются, всяки штуки представляют, им
и не пристало одеваться обезьяной, - ноги коротки, ну, да мы не
привередливы, нам хошь и не всамоделишна обезьяна, лишь бы смешно было.
А в большой праздник да возьмутся пингвины с белыми медведями хороводы
водить, да ишшо вприсядку пустятся - ну, до уморения. А моржи да тюлени с
нерпами у берега в воды хлюпают да поуркивают-музыку делают по своей вере.
А робята поймают кита, али двух, привяжут к берегу да и заставят для
прохлаждения воздуха воду столбом пушшать.
А бурым медведям ход настрого запрешшен.
По зажилью столбы понаставлены и надписи на них: "Бурым медведям ходу
нет".
Раз вез мужик муки мешок: это было вверху, выше Лявли. Вот мужик и
обронил мешок в лесу.
Медведь нашел, в муке вывалялся весь и стал на манер белого. Сташшил
лодку да приехал в город: его водой да поветерью несло; он рулем ворочал. До
рынка доехал, на льдину пересел. Думал сначала промышлять семечками да
квасом, аль кислыми штями, а потом, думат, разживется и самогоном торговать
начнет. Да его узнали. Что смеху-то было! В воде выкупали! Мокрехонек,
фыркат, а его с хохотом да с песнями робята за город погнали. За Уймой
медведь Далее для ознакомления
