Даниэль Пеннак
Господин Малоссен
Малоссен - 4
OCR by Ustas; Readcheck by Oodd http://lib.aldebaran.ru
"Пеннак Д. 25 Господин Малоссен: Роман / Пер. с фр. Н. Калягиной": Амфора;
СПб; 2002
ISBN 5-94278-311-Х
Оригинал: Daniel Pennac, "Monsieur Malaussene"
Перевод: Нина Калягина
Аннотация
Это четвертая книга французского писателя Даниэля Пеннака о
приключениях Бенжамена Малоссена - профессионального "козла отпущения",
многодетного "брата семейства" и очень хорошего человека.
Даниэль Пеннак
Господин Малоссен
I. В ЧЕСТЬ ЖИЗНИ
Вы способны писать, Малоссен? Ведь нет? Конечно
нет...
Ну так займитесь чем-нибудь попроще, делайте
детей, к примеру, хорошеньких малышей, это будет очень
мило!
1
Ребенок был прибит к двери как птица несчастья. Огромные круглые
совиные глаза.
А эти, их было семеро, и они неслись вверх по лестнице, шагая через две
ступеньки. Они, конечно, не знали, что на этот раз их ждет распятый ребенок.
Они полагали, что уже все видели на этом свете, и торопились обнаружить
что-то новенькое. Еще два лестничных пролета, и маленький Иисус преградит им
путь. Бог-дитя, живым пригвожденный к двери. Кому такое может прийти в
голову?
В Бельвиле их уже по-всякому встречали, что им еще могли сделать? То их
забрасывали тухлятиной и очистками, то с дикими воплями на них набрасывалась
орда разъяренных фурий, расцарапывая им в кровь лицо; однажды им пришлось
пробираться сквозь стадо баранов, запрудившее все шесть этажей: несколько
сотен безмозглых, томно блеющих овец, подминаемых самцами, ревниво
охраняющими свой гарем; в другой раз их ждал опустевший дом: покидая жилище,
людской поток (оставлять - так всё) опорожнялся прямо на ступеньках. Этот
ковер, устлавший дорогу героям, потом сменил утренний дождичек, дерьмом
пролившийся на головы судебных исполнителей.
Все, Бельвиль уже сделал им все, что мог, но никогда - ни разу! - не
случалось им уйти, не открыв дверь, которую они пришли открыть, не забрав
движимое имущество, которое они пришли забрать, не выставив вон
неплательщиков, которых они должны были выгнать. Их было семеро, и они
всегда добивались своего. За ними было Право. Больше того, они сами и были
этим Правом, посланцы Закона, рыцари Преимущественного права, невозмутимые
стражи у порога Терпимости. Они долго этому учились, закаляли свой дух, и
теперь умеют справляться с эмоциями. И все же у них была душа. Под панцирем
мускулов. Они раздавали то тумаки, то слова утешения, по желанию клиента, но
всегда исполняли то, что от них требовалось. В сущности, они были гуманны,
эти великолепные социальные животные.
У них даже были имена. Судебного исполнителя звали Ла-Эрс, мэтр Ла-Эрс
с улицы Сен-Мор, его студента-стажера - Клеман, остальных четверых -
грузчиков - тоже как-то звали, а как же; у слесаря было особенно пакостное
имечко, которое не произнесешь, не сплюнув на благословенную землю Бельвиля:
Шестьсу Белый Снег. Шестьсу Белый Снег, сезам стервятников, потрошащих
должников, соловей, предвещающий приближение вышибал, первый проныра конторы
Ла-Эрса.
Как Шестьсу мог сам спокойно жить в Бельвиле, участвуя во всех налетах
Правосудия, этот вопрос появлялся иногда на горизонте сознания Ла-Эрса, но
долго там не задерживался. Всегда найдутся легавые, которых будут осыпать
ругательствами, или преподы, которым будут устраивать бойкоты, или теноры,
которых будут освистывать, или, наконец, судебные исполнители, которые вечно
будут пользоваться всеобщей ненавистью, ими самими внушенною. Почему бы и
слесарю-потрошителю не ходить по улицам родного квартала, среди несчастных,
которых он оставил без крова? Это, должно быть, приятно щекотало ему нервы.
Так заключил мэтр Ла-Эрс, мудрый в своем реалистическом отношении к миру.
Итак, они бежали к распятому младенцу со спокойной душой и ясным
сознанием. Тишина должна была бы смутить их, но нет: в стенах Бельвиля все
всегда начинается с тишины. Они привыкли работать в команде, они доверяли
своему внутреннему голосу. Они поднимались по лестнице бегом - своеобразный
знак качества. Они работали быстро и без колебаний. Студент Клеман летел
впереди, за ним неслись начальник и еще четверо подчиненных. Замыкал
процессию Шестьсу, тоже бегом, хотя за плечами у него были все шестьдесят
позорных лет.
Мэтр Ла-Эрс заметил сначала не ребенка, а выражение лица своего
студента-стажера Клемана.
Тот застыл как вкопанный на лестничной площадке пятого этажа.
Он развернулся всем телом, согнувшись пополам, как боксер, получивший в
поддых.
Глаза вылезли из орбит.
В глотке заклокотало, как в кратере.
Оттуда хлынула мощная струя, дугой, цвета беж, свидетельствующего о
кислой среде и отличном пищеварении.
И так как юноша не успел предупредить это извержение усилием воли, мэтр
Ла-Эрс также не успел поостеречься. Его собственный утренний круассан
попросился наружу, за чем последовали и восемь кофе с коньяком, которые
четверо грузчиков пропустили как раз перед тем, как направиться сюда.
Только слесаря миновало это извержение.
- Это что еще за бардак? - единственное, что выдавило из него
врожденное чувство сострадания.
Даже не думая отступать, Шестьсу Белый Снег ринулся вперед, прокладывая
себе путь сквозь эту цепь конвульсивных излияний. На площадке пятого этажа
слабосильный стажер, скрючившись у стены, рыгал уже краткими очередями,
попадавшими прямо и главным образом на ботинки патрону.
Тут Шестьсу заметил ребенка.
- Мать честная!
И, указывая на него, обернулся:
- Вы это видели?
И тут же понял по глазам, что мэтр Ла-Эрс только это и видел.
Божественное откровение, ни больше ни меньше. У остальных тоже были сейчас
лица серафимов. Средневековые ангелы, ужаснувшиеся изнанке мира.
Все теперь смотрели на ребенка. Даже сквозь липкие пальцы стажера -
чего хуже! - смотреть на ребенка было невыносимо. Огромные гвозди в форме
заостренных пирамид - точно по Библии в голливудском прочтении, - вонзаясь в
тело, должно быть, раздробили детские кости, разорвав нежную плоть вокруг.
При взгляде на ребенка казалось, что он не пригвожден, а вдавлен в эту дверь
какой-то потусторонней силой.
- Смотрите, да тут это везде...
Так говорят о мертвецах, в которых жизнь приучила нас видеть только
останки, мертвую плоть. Эта так называемая плоть со следами запекшейся крови
устилала всю площадку перед дверью.
- Они с него даже очки не сняли.
Да, и как это часто бывает, подобные мелочи ужасали.
Широко раскрытые глаза ребенка смотрели на это ничтожное собрание
сквозь стекла розовых очков. Взгляд жертвенной совы.
- Как они могли... как?
Мэтр Ла-Эрс обнаружил вдруг возмущенное неприятие насилия, в какой бы
форме оно ни было выражено.
- Смотрите, он еще дышит.
Если только можно было назвать вдохом это шипение в растерзанных
легких. Если можно было назвать выдохом эту розоватую пену у детского рта.
- А руки... а ноги...
Уже ни рук, ни ног... под длинными лохмотьями джеллабы они, казалось,
были раздроблены чудовищными гвоздями. И, пожалуй, мерзостнее всего была эта
раскромсанная, четырежды урезанная, когда-то белая накидка.
- Полицию, скорее зовите полицию!
Мэтр Ла-Эрс отдал приказ громовым голосом, не в силах оторвать взгляда
от истерзанного ребенка.
- Никакой полиции!
Это была жизненная позиция Шестьсу, с которой его можно было сдвинуть
только мертвым:
- С каких Далее для ознакомления
