Мервин Пик
Мальчик во мгле
Библиотека Старого Чародея - http://www.oldmaglib.com/
OCR - Vika
Глава первая
Церемонии тянулись весь день. Мальчик устал. Ритуал, подобно
бессмысленной колеснице, катил на своих колесах, давя и обдирая земное
бытование дня.
Властитель башенных просторов, он не имел иного выбора, как только
отдать себя в распоряжение должностных лиц, чья обязанность состояла в том,
чтобы наставлять его и направлять. Водить взад и вперед по лабиринтам
темного дома. Отправлять изо дня в день бессвязные обряды, назначение коих
давно уже было забыто.
Традиционные подарки ко дню рождения были поднесены ему на золотом
подносе распорядителем Ритуала. Длинные шеренги слуг проходили мимо
Мальчика по колено в воде, пока он сидел час за часом на берегу обжитого
комарами озера. Единственное назначение этого важного события состояло в
том, чтобы испытать терпение единообразных взрослых особей, для ребенка же
оно было адом.
Этот день, день рождения Мальчика, был для него вторым по трудности
днем в году. Вчера Мальчик участвовал в долгом шествии по крутому склону
горы - к плантации, где ему надлежало подсадить к росшим там ясеням
четырнадцатый, ибо завтра, то есть уже сегодня, Мальчику исполнялось
четырнадцать лет. То была не просто формальность - никто ему, облаченному в
длинный серый плащ и в шляпу, смахивающую на дурацкий колпак, в работе не
помогал. При возвращении он споткнулся на крутом склоне и упал, ободрав
колено и порезав руку, и оттого ко времени, когда его оставили одного в
маленькой комнате с выходившим на красный кирпичный двор окном, в душе
Мальчика воцарилось бешеное негодование.
Впрочем, сейчас, под вечер второго дня, дня его рождения, дня до того
насыщенного идиотическими церемониями, что мозг Мальчика изнывал от обилия
несообразных картин, а тело от усталости, он, закрыв глаза, лежал на своей
кровати.
Отдохнув немного, Мальчик приоткрыл один глаз, потому что услышал
что-то вроде трепета ночницы на оконном стекле. Ничего, однако, не увидев,
он уж собрался снова смежить веки, как вдруг взгляд его уперся в пятно
охряной, давно знакомой плесени, раскинувшееся, подобно острову, по
потолку.
Он много раз разглядывал этот плесенный остров с его фиордами и
заливами, с бухточками и удивительными перешейками, соединявшими южные
земли с северными. Он знал наизусть конический полуостров, который
завершался сужающейся, похожей на низку бесцветных бусин чередой островков.
Он знал озера и реки и множество раз проводил воображаемые корабли к
якорным стоянкам опасных гаваней острова или сходил, когда волновалось
море, на берег, оставляя суда раскачиваться в своем сознании, уже
пролагавшем курс к другим, неведомым землям.
Однако сегодня Мальчик был слишком зол для игры, и единственным, что
привлекло его взгляд, оказалась медленно пересекавшая остров муха.
- Исследовательница, я полагаю, - пробормотал себе под нос Мальчик, и
при этих словах перед взором его прошли и ненавистный очерк горы, и
четырнадцать дурацких ясеней, и проклятые подарки, принесенные ему на
золотом подносе лишь для того, чтобы через двенадцать часов они
возвратились в хранилище; он увидел сотни привычных лиц, каждое из которых
напоминало о некой ритуальной обязанности, и наконец забил по постели
ладонями, вскрикивая: "Нет! Нет! Нет!" - и заплакал, а муха между тем,
перейдя остров с востока на запад, уже изучала береговую линию, не желая,
видимо, рисковать выходом в потолочное море.
Лишь малая часть сознания Мальчика предавалась наблюдению за мухой, но
и это малое отождествляло себя с нею, и Мальчик начал смутно сознавать, что
"исследование" есть не просто слово или звучание слова, но нечто
исполненное одиночества и непокорства. А затем, внезапно, в нем полыхнул
первый проблеск самовластного бунта - не против какого-то частного
человека, но против вечного круга мертвых символов.
Он жаждал (и теперь сознавал это) претворить свой гнев в поступок -
бежать из темниц прецедента, добиться свободы, если не окончательной, то
хотя бы однодневной. Свободы на один день. На один огромный день мятежа.
Мятеж! Это и вправду был он, ничуть не меньше. Всерьез ли обдумывал
Мальчик шаг столь решительный? Неужели забыл он обеты, принесенные в
детстве и в тысячи последовавших за детством дней? Торжественные клятвы,
связавшие его путами преданности Дому.
И тут некий шепоток прошелестел у него между лопатками, словно понукая
взлететь, - шепоток, становившийся понемногу все настойчивее и громче.
"Совсем ненадолго, - твердил он. - В конце концов, ты всего только мальчик.
А много ли у тебя развлечений?" И Мальчик, приподнявшись на постели,
завопил во весь голос:
- О, к черту Замок! К черту Закон! К черту все!
Он уже сидел, распрямясь, на краю кровати. Сердце билось часто и
глухо. Мягкий золотистый свет вливался в окно подобием марева, и сквозь это
марево виднелись два ряда флагов, содрогавшихся в честь Мальчика на крышах.
Он глубоко вздохнул, медленно оглядел комнату, и тут взгляд его
приковало лицо - совсем близкое. Лицо свирепо взирало на него. Юное, хоть
лоб его и покрывали угрюмые складки. Под лицом свисал на шнурке с шеи пук
индюшачьих перышков.
Только по этим перышкам и понял он, что глядит на себя самого, и
отвернулся от зеркала, одновременно сдирая нелепую награду. Ему надлежало
продержать эти перья на шее всю ночь, а наутро вернуть Наследственному
Распорядителю Перьев. Он же, вместо того, выпрыгнул из кровати, отодрал от
себя непрочную реликвию и попрал ее ногами.
И вновь душевный подъем! Восторг и мысль о побеге. Побеге куда? И
когда? Когда это будет? "Да ну же, сейчас! Сейчас! Сейчас! - послышался
голос - Встань и иди. Чего ты ждешь?"
Но в натуре Мальчика, которому так не терпелось бежать, присутствовала
и иная сторона. Более холодная - и оттого, пока тело его дрожало и
вскрикивало, разум вел себя не столь ребячливо. Нелегко было решить,
полететь ли к свободе днем или в долгие ночные часы. Сначала Мальчику
представлялось, что лучше всего дождаться захода солнца и, взяв в союзники
ночь, пройти через твердыню, покамест сердце Замка лежит, погрузневшее от
сна, укутанное в плющ, точно в томительное покрывало. Прокрасться по
лабиринту проходов, который он знал так хорошо, и прочь, в продуваемые
насквозь звездные пространства, и дальше... и дальше.
Но при всех очевидных и немедленных преимуществах ночного побега, он
сопряжен был с ужасной опасностью бесповоротно заблудиться, а то и попасть
в когти злых сил.
Четырнадцатилетний, Мальчик имел уже немало случаев испытать в
запутанном Замке свою храбрость и не раз впадал в ужас не только от
молчания и мрака ночи, но и от ощущения, что за ним постоянно следят - как
если бы сам Замок или дух этого древнего места шел рядом с ним и
останавливался, когда останавливался он, вечно дыша в затылок и беря на
заметку любое движение.
Вспомнив, как он сбивался с пути, Мальчик поневоле понял, насколько
страшнее было бы остаться совсем одному в заполненных мраком краях, чуждых
его жизни, в местах, удаленных от сердцевины Замка, в коем, хоть многие
обитатели его оставались Мальчику ненавистными, он был, по крайности, среди
своих. Ибо можно нуждаться и в ненавистном, и ненавидеть то, что на
странный манер любишь. Так дитя устремляется к узнаваемому - узнавания
ради. А остаться одному в земле, где ничто тобой не узнается, - вот этого
он и страшился; и жаждал. Потому что какие же могут быть исследования без
опасностей?
Впрочем, нет - он не тронется в путь затемно. Это было б безумием. Он
выйдет перед самой зарей, когда почти весь Замок спит, и побежит в
полумгле,
Далее для ознакомления