Тихон Антонович Пантюшенко
Главный врач
Роман
-----------------------------------------------------------------------
Пантюшенко Т. Главный врач: Роман. - Мн.: Маст. лiт., 1990. - 287 с.
Рецензент Владимир Глушаков. ISBN 5-340-00865-7.
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected], http://zmiy.da.ru), 16.07.2004
-----------------------------------------------------------------------
"Добро и красота незримо разлиты в мире" - эти слова принадлежат
великому американскому поэту Генри Лонгфелло. Категории добра и красоты
вечны, потому что они не существуют вне жизни, изменяются вместе с ней, не
терпят оцепенения.
Новый роман Тихона Пантюшенко о борьбе добра и зла, о нелегких судьбах
врачей написан в остросюжетной манере.
1
Село Поречье тянется вдоль левого берега речки Ольшанки почти на три
километра. Оно издавна славится своими садами. Каких только сортов яблонь
нет в этих садах: титовка, черное дерево, пепин литовский, папировка и
неизвестно как попавшая сюда эстонская яблоня теллисааре. Но главное в садах
Поречья все-таки смородина. Возможно, от этого белорусского слова "парэчкi"
и само название села. Весной, в пору цветения, во всей округе и днем и ночью
слышится неумолкающее пение птиц: в ближайших лесах - зарянки, в пойме
Ольшанки - коростели, в садах Поречья - соловьи. С поречанскими соловьями
могут сравниться разве только что курские соловьи. В песне поречского
соловья бывает до сорока колен, тогда как у других - не более десяти.
Соловей поет лишь весной. Летом у него другая забота: как вырастить птенцов,
как их накормить и уберечь от опасности, когда они, немного подросшие, но
еще не умеющие летать, покидают свои гнезда и ловко, как мышата, шныряют в
разнотравье.
В летнюю ночь в Поречье тишина. Перед рассветом ее первым нарушает
петух Титовых. Спросонья крик - пробный, не очень уверенный, потом - в
полную силу. По голосистости петуху Титовых нет равных во всей поречской
округе. За ночь воздух в селе пропитывается запахом цветущего жасмина,
фиалки, чабреца и кто знает каких еще кустарников и распустившихся цветов.
Но это летом. Теперь же осень. Уже позади бабье лето, и дни все чаще
становятся хмурыми.
Работай Наталья Николаевна Титова врачом сельской больницы где-нибудь в
другом месте, а не в родном Поречье, никому и в голову не пришла бы мысль
звать ее только по имени. Здесь же, где ее знают что называется с пеленок,
это было в порядке вещей. Правда, в последнее время кое-кто из односельчан
уже называл ее по отчеству, а совсем пожилые - почтительно - Натальей
Николаевной. В том, что старики относятся к специалистам с особым уважением,
ничего удивительного нет. В преклонном возрасте больше болеют, чаще
обращаются за медицинской помощью, постоянно ведут разговоры, кому и как
удалось избавиться от недуга. И если врач знающий, да к тому же и
внимательный к людям, его доброе имя устанавливается сразу же.
Но так бывает только с приезжими. У односельчан же все иначе. Недаром
говорят: нет пророка в отечестве своем. Рабочий стаж Натальи Николаевны, или
просто Наташки Титовой, как зовет ее большинство взрослых в Поречье, всего
лишь несколько месяцев. После окончания столичного медицинского института ей
предложили учебу в аспирантуре. Но от этого предложения она отказалась. В
комиссии по распределению выпускников знали, что Титова занималась в
студенческом научном кружке, имеет несколько печатных работ. Значит, человек
готовил себя к научной работе.
Удивленный отказом Натальи Титовой от аспирантуры председатель спросил:
"Вам что, не нравится наука?" - "Нравится", - ответила Титова. "Так в чем же
тогда дело?" Титова только пожала плечами. "А-а, понимаю, - сочувственным
тоном сказал председатель. Ему показалось, что он догадался о причине отказа
выпускницы. - У вас, наверное, болен кто-нибудь из родителей, и за ним нужен
уход?" - "Отца у меня нет, а мать вполне здорова". Председатель обвел
глазами членов комиссии, как бы спрашивая: "Вы что-нибудь понимаете?" Те
лишь пожали плечами, мол, такого встречать им не приходилось, тут что-то не
так. Долго еще уговаривали Титову, но так и не уговорили. Не узнали и
причины, по которой она отказалась остаться в институте. Тогда представитель
министерства предложил ей должность главного врача Поречской больницы. "Да
какой из меня главврач?" - искренне удивилась Титова. На это ей резонно
ответили, что не боги горшки обжигают и главврачами не рождаются. "Но для
этого нужен хоть какой-то опыт", - не сдавалась Титова. "В организаторской
работе опыт приобретается в процессе самой работы, - сказал представитель
министерства. - Сами вы из Поречья, людей знаете хорошо, да и они, надо
полагать, знают вас не хуже". - "Но там уже есть главврач. Вы собираетесь
посылать меня, можно сказать, на живое место". - "Не главврач, а только
исполняющий обязанности". - "Все равно", - не сдавалась Титова. Она знала из
разговоров с односельчанами, место главврача больницы занимает своенравная и
очень сварливая женщина. Работать под ее началом - не лучшее из того, на что
может рассчитывать молодой специалист. Но гораздо хуже руководить таким
врачом. Это, кажется, понимал и представитель министерства.
Все это было как в дурном сне.
Наталья уже собиралась домой, когда в рабочую комнату заглянула
дежурная медсестра:
- Наталья Николаевна, там привезли этого... Терехова.
- Антона? Что с ним?
- Привез шофер директора совхоза. Говорит, свалился с леса.
- С какого леса?
- Почем я знаю.
Наталья, на ходу застегивая пальто, выбежала во двор. Возле урчащей
"Нивы" прохаживался водитель Миша Ведерников. Увидев Наталью, сдвинул на
затылок шапку, прихлопнул ее и, открывая дверцу машины, заговорил:
- Из Мишевичей позвонили на центральную усадьбу. Правильно? Там строят
коровник. Явился Антон пьяный. Полез на леса. Правильно? Ну и свалился. Что
там ему отшибло, не знаю. Директор сказал: аллюром туда и обратно. В
больницу, значит. Я за баранку и в Мишевичи. Правильно?
- Правильно, Миша. Все правильно. Помоги-ка перенести его в приемный
покой.
Водитель улыбнулся, повел плечом. Подковырнула-таки его Наташка.
Поймала на том, будь оно неладно, словечке.
- Только сбегай, пожалуйста, за носилками. Может, у Антона и вправду
что-нибудь отбито. И возьми кого-нибудь в помощь.
У двери приемного покоя, куда перенесли Антона, сразу собралось с
десяток любопытных из числа ходячих больных. Все уже знали, кого, откуда и в
каком состоянии привезли. "Але ж и наклюкався. Аж сюды тхне", - шептались в
коридоре. - "И як ён залез на тыя рыштаванни?" - "Чалавек з пьяных вачэй
куды хочаш залезе. Ён, нибы той лунацик". - "И што дзивна: высока, а ён, як
кацяня, скацився, и хоць бы што".
Антон и впрямь отделался одними ушибами. Зато опьянение оказалось
тяжелым. Глаза красные, как у кролика-альбиноса. Нос синюшный. Лицо
мертвенно-бледное.
Во время студенческой практики Наталья не раз видела людей с
алкогольным отравлением. У Антона - не так. Вид какой-то отрешенный, молчит,
смотрит в потолок, и лишь изредка пройдет по лицу гримаса боли. Наталья
время от времени посматривает на него и все больше тревожится. Лучше бы уж
стонал, ругался. Бывало такое. Дежурный врач послушает-послушает да и
спросит: "А тройную растудытную можешь?" И не обижался, когда в ответ
услышит: "Тебе бы, коновал, смешочков с мешочек. А что человеку больно,
этого не понять". - "Как не понять? Практикантки и те понимают. Видишь, как
у них уши горят". Кажется, если бы Антон сейчас тудыкнул, Наталья только
обрадовалась бы. Но он молчит, даже слова не обронит. С чего начинать?
Главное ясно: множественные ушибы и сильное отравление. Наталья знает, чем
иногда кончается это самое отравление.
- Кислород!
Далее для ознакомления
