Джеймс Олдридж
Мальчик с лесного берега
HarryFan http://www.lib.ru
"Джеймс Олдридж. Избранное": Вища школа; Харьков; 1985
Джеймс Олдридж
МАЛЬЧИК С ЛЕСНОГО БЕРЕГА
Было у меня два заветных желания: убить лисицу и поймать
двадцатифунтовую мурейскую треску. Дошло до того, в конце концов, что я
больше и думать ни о чем не мог. Почему так, трудно сказать; может быть,
поначалу все дело тут было в Томе Вудли. Том Вудли жил в городе и был богат,
а я жил в лесу и был беден. С этого все и пошло, но, как часто бывает в
жизни, со временем тут для меня стало важно совсем другое.
Я жил с отцом, дровосеком, на берегу Муррея, милях в трех-четырех от
города Сент-Элен, штат Виктория. И правду сказать, я только и знал, что свой
лес, а Тому Вудли все было нипочем - он и учился хорошо, и в спорте был один
из лучших, и в церковь ходил исправно, да еще умел сделать так, чтобы все в
городе его любили, даже учителя и полицейский. Том был всюду первым, я -
всюду последним, кроме нашего лесного берега. В городе любой мальчишка в
чем-нибудь да мог меня обставить, но стоило этим городским мальчишкам
очутиться за городом, где-нибудь в лесу или на реке, и тут уж никто из них
не мог со мной тягаться - так было до самого того дня, когда Том Вудли в
отцовском форде выехал с приятелями к Муррею на пикник и в первый же час
убил лису из двадцатидвухкалиберного ружья и поймал на удочку
пятнадцатифунтовую треску.
Ни того, ни другого мне, выросшему в лесу, еще никогда не удавалось
сделать. Я переловил чертову пропасть рыбы и однажды вытянул даже треску
фунтов этак на десять, но крупнее этого мне ничего не попадалось. Когда
бывали патроны, я часто бил кроликов, я, можно сказать, жил продажей
кроличьих шкурок; но вот подстрелить лису мне еще не посчастливилось ни
разу.
Я знал, что Тому Вудли просто повезло, но от этого было не легче: ведь
мне теперь и вовсе нечем было крыть; ну, я и перестал ходить в город совсем,
даже в школу бросил ходить, сидел дома или бродил по берегу, твердо решив не
давать повода для насмешек мальчишкам в башмаках и взрослым - тем, что стоят
за прилавками, и не показываться в городе до тех пор, пока не поймаю
двадцатифунтовую треску и не убью лисицу.
С лисицей дело обстояло особенно трудно, и все же настал день, когда я
увидел перед собой лисицу так близко, что, будь я постарше и посильнее, я
мог бы убить ее, ударив палкой по голове.
Вышло это случайно. Я в тот день совсем и не охотился и не удил, а
просто собирал грибы. Вода в реке стояла тогда довольно высоко, и все
ложбины на Пентал-Айленде превратились в мелкие озерки или болотца, а сухие
пригорки между ними были словно островки, поросшие кое-где кустарником.
Перебравшись через одно такое озерко, я поднялся на бугор, на вершине
которого рос одинокий ветвистый куст. Стал собирать под кустом грибы и вдруг
вижу: лиса. Она учуяла меня, но удрать ей было некуда. Воды она боялась еще
больше, чем меня. Она пятилась от меня, а я пятился от нее. Островок, на
котором мы с ней оба оказались, занимал всего каких-нибудь тридцать
квадратных футов, и расстояние между мной и лисицей было не больше десяти
ярдов. Но у меня не было ружья, и так мы с ней и стояли: я тут, а она там,
хвост трубой, зубы оскалены, но сама не шелохнется.
Медленно отступил я обратно в воду. Без ружья я ничего не мог сделать,
а до дому добираться мне было не меньше часу: сначала переплыть реку, а
потом еще целую милю идти по зарослям. Но я знал, что эта лиса все равно
никуда не денется. Я знал лис и знал, что эта лиса боится воды и скорее
подохнет, чем войдет в нее. Поэтому я положил на землю мешок из-под сахара,
в который я клал грибы, перебрался через заводь и бегом пустился к дому.
Дома у меня висело двадцатидвухкалиберное ружье, но я его не захватил
по той простой причине, что у меня не было патронов, и теперь, на бегу, я
все ломал голову над тем, где бы достать патрон, только один патрон. Я
вспомнил на бегу про тот патрон, который в прошлом году уронил в поленницу.
Да разве его там найдешь? Я уже раз двадцать пробовал, и все без толку.
Занять было не у кого, а дома я давно уже перерыл все ящики - хоть бы один
патрон завалялся где-нибудь. Я понимал, что бегу зря, но все-таки бежал. По
заросшему высокой травой берегу я спустился к реке, прыгнул в воду, переплыл
глубокое место, потом пошел вброд, потом, пробираясь сквозь ивовые заросли,
вскарабкался на высокий берег и побежал к дому.
Дома я сразу же бросился к поленнице и, тяжело дыша и отдуваясь, стал
шарить в ней, разгребая щепки руками и ногами. Найти этот патрон в груде
прошлогодних щепок и опилок я, конечно, не смог и, отчаявшись, вошел в дом.
Заглянул в ствол своей винтовки - пусто. Я прекрасно знал это и все-таки
надеялся. Но теперь мне оставалось одно. Отца не было дома - он рубил дрова
в лесу; я вошел в его комнату и снял со стены отцовский дробовик. Он был
такой тяжелый, что я едва не выронил его, когда снимал. В магазине лежала
обойма с тремя патронами. Ружье было вычищено, но из него уже много лет не
стреляли. Отец сам неохотно пользовался им и держал заряженным просто на
всякий случай. Я снял его и выволок во двор. Это был тягчайший проступок.
Мне строго-настрого запрещалось прикасаться к этому ружью. Но сейчас мне
было все равно.
Взвалив тяжелый дробовик, словно бревно, на плечо, я бегом пустился в
обратный путь. Я уже порядком устал и вскоре должен был перейти на быстрый
шаг. Но время от времени я снова пускался рысью и так, то шагом, то бегом,
добрался до реки, переплывая которую чуть было не утонул, потому что все
время старался держать ружье повыше. Все равно у меня не хватило сил
удержать его над водой, и, выбравшись на тот берег, я увидел, что оно сильно
намокло.
От реки до озерка я тащился долго. Меня била дрожь, и дышал я шумно и
тяжело; но последнюю сотню ярдов я все-таки пробежал. Глядя на островок,
отделенный полосой воды ярдов в двадцать пять шириной, я загнал патрон в
ствол и двинулся вперед - убивать свою лису.
Но лиса исчезла. Я обламывал ветки куста, обшаривал его со всех сторон:
вдруг где-нибудь есть нора, куда она могла спрятаться. Но там ничего не
было, ничего. Только немножко помета да птичье перо. Исчезла, и все тут.
Каким образом она очутилась на островке, это я понимал - очень просто: пока
она спала на пригорке, вода, видимо, прорвалась в ложбину и затопила все
вокруг; но куда она девалась теперь, этого я не мог понять: ведь воды-то она
боялась. Я искал на соседних островках, облазил все вокруг в тех местах,
куда вода вовсе не доходила, - бесполезно. Так и пришлось мне возвращаться
домой с грибами и с отцовским дробовиком.
За дробовик меня выдрали вожжами, потому что объяснить, зачем он мне
понадобился, я не мог. Рассказывать правду я даже не пытался - просто
выдумал какую-то длинную историю о том, как гонялся за кабаном. Отец сказал,
что кабаны у нас вообще не водятся, да я и без него это знал. В общем, мне
досталось как следует.
Назавтра я вернулся на то же место и опять искал там эту лису. На
следующий день - опять. Я все искал и искал, а в конце концов я уже просто
стал думать, как бы мне вообще найти какую-нибудь лису, но для меня это
всегда была именно та лиса. Патронов у меня не было, но я продолжал искать и
выслеживать. Потом как-то ночью я поплакал часок в подушку о том, что все
это так трудно и так загадочно, а на следующий день взялся за удочки -
ловить двадцатифунтовую треску.
На реке Малый Муррей есть несколько таких мест, где особенно хорошо
ловится треска, и все они мне были известны. Самое лучшее место - возле дома
старого Роя Кармайкла. Дом себе Рой устроил из парового котла. Перед домом,
со стороны реки, стояла калитка, которую он в свое время унес с какого-то
старого церковного двора, а забора
Далее для ознакомления