Стивен Миллхаузер
Метатель ножей
Перевод Анастасии Грызуновой
Steven Millhauser The Knife Thrower аnd Other Stories
Copyright (C) 1998 by Steven Millhauser Перевод (C) Анастасия
Грызунова, 2002
Стиву Стерну
МЕТАТЕЛЬ НОЖЕЙ
Узнав, что Хенш, метатель ножей, субботним вечером в восемь часов
собирается дать у нас в городе единственное представление, мы не знали, что
и подумать. Хенш, метатель ножей! Что нам делать - хлопать от радости в
ладоши, вскакивать на ноги, расплываться в мечтательных улыбках? Или
все-таки поджать губы, отвернувшись неодобрительно и сурово? Уж таков Хенш.
Ибо о Хенше, признанном мастере своего искусства - трудного и слегка
отталкивающего искусства, о котором мы так мало знали, - бесспорно, ходили
некие тревожные слухи, и мы упрекали себя за то, что не уделяем им должного
внимания, находя их в воскресной газете под рубрикой "Искусство".
Хенш, метатель ножей! Разумеется, мы знали это имя. Это имя все знали,
как все знают имена знаменитых шахматистов или фокусников. Вот только
непонятно было, что же он все-таки вытворял. Мы смутно припоминали, что его
ловкость рано привлекла к нему внимание, но всерьез его стали воспринимать,
лишь когда он полностью перекроил все правила. Он бесстрашно - безрассудно,
сказали бы некоторые, - пересек ту черту, за которую не заходил ни один
метатель ножей, и добился славы, занимаясь бесславным делом. Некоторые из
нас, кажется, читали, что в далекие дни ярмарочных представлений он тяжело
ранил ассистентку, а затем после полугодового перерыва вернулся с новым
трюком. Тогда-то он и ввел в непорочную дисциплину метания ножей идею
искусного ранения, кровавой метки - клейма мастера. Мы даже слыхали, что
многие его приверженцы, особенно девушки, с восторгом принимали от мастера
рану и гордились шрамом.
Подобные слухи беспокоили нас, не позволяли бесхитростно радоваться
прибытию Хенша, но мы все же сознавали, что без этой сомнительной приманки
вряд ли вообще пришли бы на его выступление. Ибо искусство метания ножей,
такое, казалось бы, опасное, в действительности укрощено, оно отжило свое -
и в наше время немногим интереснее эксцентричных старомодных забав.
Метателей ножей мы видели разве что в цирке или в ярмарочных паноптикумах,
рядом с женщиной-слоном и человеком-скелетом. Должно быть, размышляли мы,
Хенш злился, ощущая себя уродом среди уродов; должно быть, искал выхода. Он
же своего рода артист, разве нет? И мы восхищались его отвагой, хоть и
сожалели о его методах и презирали его как вульгарного балаганщика; мы не
доверяли слухам, вспоминали, что мы о нем знаем, непрестанно копались в
себе. Некоторым он снился: человек-мартышка в черно-белых клетчатых штанах и
красной шляпе, суровый офицер в блестящих сапогах. В рекламных проспектах
была изображена лишь рука в перчатке, сжимающая нож. Неудивительно, что мы
не знали, что и думать.
Ровно в восемь Хенш вышел на сцену: проворный неулыбчивый человек в
черном фраке. Его появление нас удивило. Большинство из нас сидели в зале с
половины восьмого, но некоторые только приехали и еще шли по проходам,
проталкивались мимо повернутых вбок колен к скрипящим креслам. Вообще-то мы
привыкли к задержкам, чтобы успели опоздавшие, и потому начало
восьмичасового представления всеми ожидалось в 8.10 или даже в 8.15. Когда
Хенш вышел на сцену - деловитый серьезный человек с черными волосами вокруг
плеши, - мы не знали, восхищаться его бесконечным равнодушием к
производимому нами шуму, или невзлюбить его за отказ хоть чуточку
задержаться. Он быстро прошел к столику высотой ему по пояс - там стояла
шкатулка красного дерева. Перчаток на Хенше не было. Дальний угол сцены
отделяла черная деревянная перегородка. Хенш встал перед шкатулкой и поднял
крышку, явив нам сверкающие ножи. В этот момент напротив перегородки
появилась женщина в свободном белом платье.
Светлые волосы туго забраны сзади, а в руках - серебряная чаша.
Опоздавшие шепотом пробирались мимо колен и пиджаков и виновато
опускались на свои места. Женщина повернулась к нам и сунула в чашу руку.
Она достала оттуда белое кольцо размером с обеденную тарелку. Подняла его,
повертела, будто показывая нам, а Хенш вынул из шкатулки полдюжины ножей.
Затем встал у столика, держа их в левой руке веером лезвиями вверх - ножи
около фута длиной, с удлиненными четырехгранными лезвиями. Хенш стоял на
сцене сбоку - лицо без выражения, как у человека, которому нечем заняться, -
и казался рассеянным и слегка скучающим, словно мальчишка-переросток, что с
неуклюжим подарком в руках терпеливо ожидает, пока ему откроют дверь.
Женщина в белом платье слегка подбросила кольцо перед черной
перегородкой. Внезапно нож вонзился глубоко в мягкое дерево, и пойманное
кольцо закачалось на рукоятке. Не успели мы понять, нужно ли аплодировать,
женщина подбросила второе кольцо. Одним мгновенным ловким движением Хенш
метнул второй нож, и кольцо повисло на рукоятке. Третье кольцо взлетело и
вдруг закачалось на ноже, а затем женщина достала из чаши и показала нам
кольцо поменьше, размером с блюдце. Хенш поднял нож и аккуратно пришпилил
взлетевшее кольцо к дереву. Потом женщина одно за другим подбросила еще два
маленьких кольца, и Хенш поймал их двумя молниеносными движениями: первое -
в начале полета, второе - посередине перегородки.
Мы смотрели, как Хенш достает еще три ножа и берет их веером в левую
руку. Он стоял, глядя на ассистентку яростно и внимательно: спина прямая,
толстая рука вытянута вдоль тела. Женщина подбросила три маленьких кольца, и
мы увидели, как напряглось его тело, мы ждали тык-тык-тыка ножей в дерево,
но Хенш не двинулся - только глядел сурово и пристально. Кольца ударились об
пол с легким стуком и большими монетами раскатились по сцене. Неужели не
понравился бросок?
Нам хотелось отвернуться, притвориться, будто не заметили. Ассистентка
торопливо собрала кольца, потом заняла свое место возле черной стены.
Кажется, глубоко вздохнула, прежде чем снова подбросить кольца. На этот раз
Хенш с ошеломительной скоростью швырнул три ножа, и внезапно мы увидели, как
все три кольца раскачиваются на перегородке, последнее - буквально в
нескольких дюймах от пола. Женщина величественным жестом указала на Хенша,
тот не поклонился; мы разразились бешеными аплодисментами.
И снова женщина в белом платье опустила руку в чашу. На этот раз она
достала что-то двумя пальцами - даже те, кто сидел в первых рядах, не сразу
разглядели, что это. Она выступила вперед, и многие различили у нее в руке
оранжево-черную бабочку. Женщина вернулась к перегородке и взглянула на
Хенша - тот уже выбрал нож. Слегка подбросив, она выпустила бабочку из
пальцев. Мы зааплодировали, когда нож пришпилил насекомое к дереву, а с
первых рядов было видно, как беспомощно бьются крылья.
Такого мы никогда не видели, да и не надеялись увидеть. Это стоит
запомнить; аплодируя, мы вспоминали метателей ножей из нашего детства, запах
опилок и сахарной ваты, сверкающую женщину на вертящемся колесе.
Теперь ассистентка выдернула ножи из черной перегородки и отнесла их
через сцену к Хеншу.
Тот внимательно оглядел и вытер тряпицей каждый, а затем сложил все
обратно в шкатулку.
Неожиданно Хенш прошагал на середину сцены и повернулся к нам лицом.
Помощница поставила столик со шкатулкой сбоку от него. Ушла со сцены,
вернулась, толкая перед собой второй стол, и поставила его с другой стороны.
Отступила в полутьму, а прожекторы осветили Хенша и столы. Мы увидели, как
он положил левую руку на пустую столешницу ладонью вверх.
Правой рукой достал нож из шкатулки на первом столе. Внезапно не глядя
подбросил нож точно вверх. Мы видели, как нож взлетел до высшей точки и
ринулся вниз. Кто-то вскрикнул, когда нож впился Хеншу в руку, но тот поднял
ладонь со стола и показал нам, повертев Далее для ознакомления
