Владимир МИХАНОВСКИЙ
ГОСТЬ
Весть о том, что у Ван Тааненов находится человек, предложивший за пищу
деньги, с быстротой молнии распространилась по рыбацкому поселку.
Когда я прибежал к Ван Тааненам, небольшая столовая их нового дома была
полна, и люди все прибывали.
Люди передавали из рук в руки старинные монеты, предложенные пришельцем
хозяину.
- Такие только в историческом музее увидишь, - сказал Питер Ван Таанен,
разглядывая позеленевшие от времени кружочки металла.
Человек жадно ел, низко нагнувшись над тарелкой. Мы с любопытством
разглядывали диковинную одежду пришельца, его длинные волосы цвета воронова
крыла, обильно сдобренные проседью.
В раскрытые окна доносились удары по мячу и смех.
- Вышел я утром в море - сеть проверить, - наверно, в двадцатый раз
рассказывал старый Питер, разглаживая белые усы. - Правлю на маяк. Вдруг
вижу - что-то черное вдали, вроде бочонка. Подхожу вплотную, приглушаю
мотор. Что за штука, думаю? Вроде надувного понтона. Качается на волне, как
ни в чем не бывало. Ощупал я этот понтон, подумал: откуда бы ему тут
взяться? Да и решил двигать дальше. А тут его вот голова из воды
показалась, - Питер кивнул в сторону незнакомца, уплетавшего жареную
макрель. - Уцепился двумя руками за буй, там ручка внизу оказалась, - а сам
весь под воду ушел, видно, вконец обессилел. Втащил я его в лодку.
- Он что, без сознания был? - спросил Федор Петрович, старшина цеха, в
котором консервировали рыбу.
- Нет, еще в сознании, и это его счастье, - ответил Питер. - Иначе
захлебнулся бы в два счета. Ну, дал я ему хлебнуть тонизатора, он пришел в
себя. Стал я его расспрашивать, что да как. А он отвечает как-то чудно. На
бутылку с тонизатором пальцем показывает, - удивляется, значит. Отдельные
слова вроде и знакомы мне, а понять - ничего не пойму. Обращаюсь к нему
по-нашему - а он только руками разводит: не понимает языка. А сам дрожит как
лист и все на рот показывает - есть, мол, хочет. А у меня в лодке, как на
беду, ничего нет съестного. Развернул я лодку и доставил его домой.
Все перевели глаза с рассказчика на пришельца. Жена Питера в это время
поставила перед незнакомцем блюдо солянки. Гостя словно подменили. Глаза его
засверкали, он выкрикнул какое-то слово на незнакомом языке и обеими руками
приподнял блюдо, расплескав еду на одежду и скатерть. Затем несколько раз
попробовал блюдо на зуб и снова выкрикнул то же слово. И улыбка, как
солнечный зайчик, осветила его изможденное лицо.
У меня мелькнула мысль, что у незнакомца неладно с головой. Неужели
обычное золото могло привести его в столь сильное волнение?
Будто угадав мои мысли, старый Питер покачал головой.
А незнакомец, поставив блюдо, что-то быстро говорил на незнакомом
языке, и в голосе его слышалось волнение.
...Григо Норден снова и снова нажимал зеленую кнопку пульта, хотя и
понимал отлично, что настройка здесь ни при чем. Оранжевая змейка на экране
явно вышла из повиновения. Впервые за четырнадцать лет полета она пересекла
алую горизонталь аварийного режима и со зловещей медлительностью поползла
вверх.
Он гнал от себя эту мысль, но в мозгу горели два слова: Блуждающая
Энергия. И смысл этих слов был страшен.
Блуждающая энергия...
Норден припомнил третью заповедь космопилота: "Наблюдай, чтобы цепная
реакция не превратилась в реакцию, сорвавшуюся с цепи". Но что он мог
поделать, он, единственный человек на "Мираже", все шестнадцать роботов
которого погибли во время высадки на колеблющуюся поверхность захудалой
планетки в системе Сириуса. После этой трагической высадки Григо Норден
оказался совершенно один на колоссальном трансгалактическом звездолете.
Кое-как он стартовал с коварной планетки, взяв курс на Солнечную
систему.
По сути дела Норден был безоружен теперь перед лицом любой
неожиданности.
Но фотонные дюзы работали нормально, головной инфралокатор показывал,
что путь впереди свободен от метеоритов, и Норден, передвигаясь по кораблю в
противоперегрузочном манипуляторе, временами начинал верить, что все
закончится для него благополучно, и принимался насвистывать веселую песню,
одну из любимых песен землян:
На лианах роса - ледяная слюда,
Нам пора подымать якоря!
В небе черном высокая меркнет звезда, -
Скоро грянет в полнеба заря...
Но поступь грозных событий была неотвратима.
Оставленные без постоянного присмотра роботов корреляционные системы
ракеты медленно, но верно уклонялись от нормы. В информационных блоках
накапливались ошибки, поначалу ничтожные.
И вот наступило Неизбежное.
Оранжевая змейка, которую Григо привык называть "Языком Большого
мозга", перечеркнула аварийную линию экрана. Это означало, что главный
кинжальный двигатель "Миража" вышел из повиновения.
Вырвавшиеся из-под контроля реакторы непрерывно наращивали мощность.
"Мираж" был теперь подобен норовистому коню, который закусил в бешеном
галопе удила и понес, не разбирая дороги, прямо в овраг, где седока ждет
неизбежная гибель. Таким оврагом для звездолета был световой барьер.
Большой мозг сообщил Григо, что до барьера смерти при данном ускорении
остается едва ли четверо суток. Необходимо было принимать какое-то решение.
Григо Норден решил попытать счастья на каботажной ракете, или шлюпке,
как ее обычно называли. Собственно говоря, это был единственный шанс.
Каботажная ракета представляла собой небольшой корабль-спутник,
предназначенный для высадки на новые планеты. Это и в самом деле была
шлюпка, которая, минуя рифы, входила в неведомые бухты, в то время как
океанский лайнер, от которого она отчалила, не рисковал приставать к
незнакомому берегу без лоцманской карты.
Обычно на время высадки шлюпки "Мираж" становился искусственным
спутником планеты, к которой устремлялась шлюпка. Так же было близ
злосчастной планеты, где погибли роботы.
К счастью, на "Мираже" имелась еще одна шлюпка, запасная...
Григо испытывал странное состояние, вызванное, вероятно, большими
перегрузками, а главное, близостью скорости корабля к световому барьеру.
Временами он не мог пошевельнуть рукой, в то время как голова оставалась
необычайно ясной, как бы стеклянной.
Нужно было торопиться.
С тоской вспоминая услужливых, исполнительных роботов, Григо, обливаясь
потом, сносил в "шлюпку" тяжелые пакеты с продовольствием. Узкие коридоры,
залитые мертвенным светом, казались бесконечными. Сердце сжималось при мысли
об одиночестве, не том одиночестве, когда за четырьмя стенами комнаты кипит
жизнь, и ходят, разговаривают, смеются люди - твои братья, а о том
невообразимом космическом одиночестве, когда на биллионы и биллионы
километров вокруг нет ни живой души, и ты один, совершенно один внутри умной
машины, впаянной в бесстрастное пространство.
Последние сутки прошли в каком-то кошмаре. Реальность и бред смешались,
образовав фантастический сплав. Стены коридоров, отсеков и кают начали
флуоресцировать. Голубые лучи дрожали и переливались.
Обзорный экран честно работал до последнего момента, равнодушно
показывая, как от "Миража" отваливаются один за другим жизненно важные
отсеки.
Обреченный корабль несся со все увеличивающейся скоростью.
Григо Норден знал, что за эти минуты на Земле проходят долгие годы, и
если ему суждено когда-нибудь вернуться на милую голубую планету, там
промелькнет... Нет, об этом лучше не думать!..
Григо рванул на себя люк, упал в штурманское кресло и из последних сил
дернул штурвал. Ожившая шлюпка отделилась от "Миража".
Одно время казалось, что зазор между звездолетом и шлюпкой не
увеличивается. Но затем ослепительно вспыхнули все пять дюз шлюпки,
предназначенные для маневра - это сгорали запасы аварийного топлива. Шлюпка
быстро оторвалась Далее для ознакомления
