Станислав Лем
Голос неба
OCR ХАС
"Голос неба": Мир; Москва; 1970
ОТ АВТОРА
Может, на сорок седьмом году жизни и не следует слишком спешить, когда
чувствуешь, что тебе еще есть что сказать или написать, но все-таки в этом
возрасте уже стоит оглянуться, чтобы хоть на данном этапе подытожить
сделанное.
Я начал с современного романа ("Неутраченное время") и фантастических
произведений, в которых зачастую пытался показать земные проблемы в
инопланетном одеянии ("Астронавты", "Эдем"); я пробовал также зашифровать
эти проблемы в форме игровой ("Звездные дневники") или сказочной
("Кибериада"); или, наконец, исследовать в микроэксперименте, какие сказки
могли бы сочинять роботы для роботов ("Сказки роботов"). Написал я еще
книгу, которую ценю, хотя сам не вполне ее понимаю ("Соларис"), и еще
другую, в жанре романа "предостережения" ("Возвращение со звезд"), которая
получилась не во всем такой, какой мне хотелось бы ее видеть. Вплетал я
также в свои рассказы различные идеи и мотивы, относящиеся не столько к
проблемам культуры или социологии, сколько к философии; и этот философский
бес искушал меня с каждым годом все сильнее, так что в конце концов я
откупился от него четырьмя небеллетристическими книгами ("Диалоги", "Сумма
технологии", "Философия случайности" и "Фантастика и футурология").
Поскольку каждый человек из духа противоречия больше всего интересуется тем,
что ему труднее всего удается, я не раз сожалел, что вслед за моей
беллетристикой, которая вышла уже за границы Польши, не пошли и эти книги,
предназначенные для более узкого круга", но, возможно, положение улучшится,
ибо вот уже "Сумма технологии" появилась в русском переводе.
Беспокоило меня слегка и то, что можно назвать "раздвоением" моей
писательской личности между художественной литературой и произведениями,
посвященными философским раздумьям о путях развития цивилизации (сейчас это
называют футурологией, но в 1955 году, когда я писал "Диалоги", ее еще не
существовало).
"Голос Неба" - это попытка наложить заплату на образовавшийся душевный
разрыв - по крайней мере, в том смысле, что слишком много в этой вещи всяких
раздумий и отступлений от темы, чтобы можно было назвать ее попросту
научно-фантастической повестью, и опять-таки слишком мало философствования
(или псевдофилософствования), чтобы она сошла за эпистемологический трактат.
Во всяком случае, книга эта как результат сознательного эксперимента
является гибридом или же помесью, - а о том, присущи ли ей достоинства
биологических гибридов, пускай уж судит читатель.
Станислав Лем
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Эта книга представляет собой публикацию рукописи, обнаруженной в
бумагах покойного профессора Питера Э.Хоггарта. К сожалению, гениальный
ученый не успел завершить и подготовить к печати рукопись, над которой
долгое время работал. Помешала этому одолевшая его болезнь.
Поскольку о работе этой, необычной для него и предпринятой не столько
по собственной охоте, сколько из чувства долга, покойный профессор неохотно
говорил даже с близкими людьми (к которым я имею честь принадлежать), в
процессе подготовки рукописи к печати выявились некоторые спорные вопросы. В
частности, было ясно, что рукопись осталась незавершенной, поскольку
отсутствовало заглавие и удалось разыскать только черновой фрагмент, который
должен был стать (здесь-то и возникает больше всего сомнений) то ли
вступлением, то ли послесловием к книге.
Наделенный по завещанию полномочиями как коллега и друг покойного, я
решил в конце концов сделать этот фрагмент, весьма существенный для
понимания целого, введением к книге. Название "Голос Неба" предложил
издатель, мистер Джон Ф. Киллер, которому я, пользуясь случаем, хочу
выразить благодарность за ту заботу, какую он проявил в деле публикации
последнего труда профессора Хоггарта.
Профессор Томас В.Уоррен
Отделение математики , Вашингтонский университет Вашин г тон , Округ
Колумбия , апрель 1966 года
ПРЕДИСЛОВИЕ
Многие читатели будут шокированы тем, что я здесь напишу, однако я счел
своим долгом высказаться. Книг подобного рода я ранее никогда не писал, а
поскольку среди математиков не принято предварять свои труды излияниями на
личные темы, я обходился без таких излияний.
По не зависящим от меня обстоятельствам я оказался вовлеченным в
события, которые собираюсь тут описать. Причины, по которым я предваряю это
описание чем-то вроде исповеди, станут ясны позже.
Чтобы говорить о себе, нужно выбрать какой-то образец для сравнения;
возьмем для этой цели недавно изданную книгу профессора Гарольда Йовитта о
моей жизни и деятельности. Йовитт именует меня мыслителем высшего класса,
так как я всегда исследовал самые трудные проблемы из всех мыслимых на
данном этапе. Он отмечает, что мое имя всегда фигурировало там. где
радикально пересматривались прежние научные понятия и вырабатывались новые
концепции, - например, в связи с революцией в математике, с физикализацией
этики, а также и с проектом "Голос Неба".
Дочитав до того момента, где речь зашла о "радикальном пересмотре", я
ожидал вслед за словами о моих разрушительных наклонностях дальнейших, более
смелых выводов. Я подумал, что дождался наконец настоящего биографа.
Однако Йовитт, словно испугавшись собственной проницательности,
вернулся (он был весьма непоследователен) к ходячей трактовке моей
личности - как гения столь же трудолюбивого, сколь и скромного.
Поэтому я преспокойно отправил книгу Йовитта на полку, к другим моим
жизнеописаниям. Мне еще раз повезло - или, если угодно, не повезло, и на
шестьдесят втором году жизни, поставив на полку двадцать восьмой опус,
посвященный моей персоне, я остаюсь совершенно непонятым.
Я не считаю, правда, что человек, сделавшийся объектом биографических
исследований, знает себя лучше, чем его биографы. Он не располагает ничем,
кроме неких гипотез о самом себе: они могут представлять интерес как плоды
его раздумий, но вовсе не обязательно окажутся теми недостающими звеньями,
которые нужны биографу.
Собственно говоря, при достаточной находчивости любой человек мог бы
написать целый ряд собственных биографий, и получилось бы множество,
объединенное только одинаковостью фактических данных.
Количество различных концепций, которые человек создает о самом себе -
в разные периоды своей жизни, а то и одновременно, - ничуть не меньше
количества существующих на Земле религий. Поэтому я не утверждаю, будто
смогу дать читателю нечто большее, нежели представление о самом себе,
которое начало складываться у меня приблизительно с четырнадцати лет;
единственной оригинальной чертой его я считаю то, что оно для меня нелестно.
Основными чертами своего характера я считаю трусость, злобность и
высокомерие. Однако же лет с сорока я веду себя как человек отзывчивый и
скромный, чуждый профессиональной спеси, - потому что я очень долго и упорно
приучал себя именно к такому поведению. Между тем, сколько я себя помню,
мною всегда руководило стремление к злу, - впрочем я, разумеется, не отдавал
себе в этом отчета.
Моя тяга к злу была изотропной и совершенно бескорыстной. В местах
почитаемых - например, в церкви - или в присутствии особо достойных людей я
охотно размышлял о том, что мне было запрещено. То, что размышления эти были
смешными и ребяческими, не имеет ни малейшего значения. Просто я ставил
эксперименты в том масштабе, который тогда был для меня доступен. Помню
пронзительную скорбь, гнев, разочарование, которые потом долгие годы
сопутствовали мне, когда оказалось, что голову, где кроются злые мысли,
никогда не Далее для ознакомления
