Танит Ли
Героиня мира
Tanith Lee. A Heroine of the World (1989)
Библиотека Старого Чародея - http://www.oldmaglib.com/
Книга первая
Часть первая
Черный дом
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Дом моей тетушки стоял на углу Форума Хапсид. Его находили необычным,
и, вероятно, таким он и был: эти полуночные стены и красные ставни,
проступавшие на их фоне, толстые алые колонны. Гигантская сосна в саду
взметнулась ввысь над крышей, и стоило завернуть за угол Восточной аллеи,
как сразу же становились видны ее ветви. "Вон сосна твоей тетушки", - всякий
раз оживленно говорила мне мать.
- Вон сосна твоей тетушки.
- Да, мама.
- Неласково обошлись с ней штормовые ветра, - с легкой неприязнью
отметила мама.
Сидя в экипаже, я повернулась и поглядела, что же приключилось с
сосной.
- Не крутись так, дитя. Неужели мы вырастили из тебя горностая?
- Мне бы это понравилось. Быть горностаем.
- Нет, не понравилось бы. И, что куда хуже, ты линяла бы по весне, и
весь мой экипаж был бы в твоей шерсти. В том случае, конечно, если бы
терпение мое не истощилось и я не сделала бы из тебя муфту.
И все же, несмотря на эту шутливую перепалку, моя мама пребывала в
озабоченности. Где-то посреди ночи моего отца, майора полка Белых Львов,
призвали на таинственную доблестную войну. Сквозь сон я смутно слышала шум
суматохи, но он не зашел попрощаться со мной. Это огорчило меня. Кроме того,
я подозревала, что меня отправят на день к тетушке, в которой я была не
вполне уверена. Я знала и любила свою мать, но она безраздельно принадлежала
мне, если только не делила свое общество между мной и отцом, и то же можно
сказать о нем самом. А моя тетушка не принадлежала никому, хоть и
приходилась моему отцу сестрой. Она принадлежала лишь самой себе.
Наш экипаж повернул, огибая угол аллеи, лошадей провели шагом по краю
Форума, и мы подъехали к черным двустворчатым воротам из чугуна.
- Пэнзи, - сказала своей служанке мама, - выйди и позвони в
колокольчик. Неужели мне всякий раз нужно объяснять тебе, что делать?
По-моему, Пэнзи, шестнадцатилетняя девушка, всего тремя годами старше
меня, напугалась куда сильней, чем стоило; она послушалась вовремя.
Прозвенел колокольчик, появился привратник и отпер ворота.
Мы пошли вверх по лестнице; сосна, раскинувшая ветви над верхушкой
крыши, выглядела так же, как всегда. Глянец на окнах, красные ставни
распахнуты. В покрытых лаком урнах росли вьюнки, обвивавшиеся вокруг колонн.
- Дия, - сказала мне мама, пока мы ожидали в Красной гостиной, - все
происходит в такой спешке; по-видимому, мне следовало объяснить тебе
заранее. Голубушка, ты ведь знаешь, твоему папе пришлось возвратиться в форт
Высокобашенный, а мне... я должна отправиться к нему.
Все оказалось гораздо страшней, чем я предполагала. Я разинула рот.
- Любимая, мы наверняка победим, и очень скоро. Я вернусь домой, к
тебе... о, задолго до прихода зимы.
Я заплакала, не успев даже хорошенько понять, почему.
Мама протянула ко мне руки, и я кинулась к ней в объятия.
- Не уезжай! Не уезжай!
- Я должна, должна. Ну-ну, разве маленьким разумным горностайчикам
полагается так себя вести?
В этот решающий, очень интимный момент в комнату вошла тетушка Илайива.
Мы отпрянули друг от друга, словно чувствующие за собой вину любовники.
Впоследствии я спрашивала себя: не приходилось ли и моим родителям поступать
так при ее появлении - я уловила в этом движении оттенок многократности. Но
у моей матери достало духу удержать мою руку в своей, когда я обернулась,
заливаясь слезами.
Я не виделась с тетушкой Илайивой несколько месяцев, для меня такой
промежуток времени был все равно что несколько лет. Я всякий раз
воспринимала ее как незнакомку. В противоположность светлым краскам моей
матери, у нее, как и у моего отца, все было темным. Гладко зачесанные надо
лбом черные волосы, оливковая кожа, а в глазах и бровях непреклонность
эбенового дерева. Она одевалась не старомодно, но и не по моде. Право, никак
не удавалось понять наверняка, что за одежда на ней. Но несмотря на
двусмысленность, в ее стиле чувствовалась отвага: зеленый кушак, серебряные
серьги. По сравнению с ней моя мать казалась похожей на цветок, гиацинт или
душистый горошек.
- Илайива, - отрывисто проговорила мать, что было свойственно их
отношениям, и это даже не из-за тетушкиной сосны, - ты ведь наверняка
слышала: прошлой ночью его призвали на службу.
- Зияющая пасть войны, - сказала Илайива красивым, холодным, не
сохранившимся в памяти голосом.
- Что ж, так уж вышло. А тут, к сожалению, я и мое дитя.
- Я получила твое послание. Ты хочешь переложить на меня заботу о
дочери.
- Точнее, хочу, чтобы ты взяла ее под свое крыло, - крайне вежливо
поправила ее мама. - Мой супруг имеет некоторые права на меня. Полагаю, ты в
курсе решений по части стратегии...
- Чрезвычайно неразумных, - сказала тетушка Илайива. Она вроде бы не
сердилась, а маму все-таки перебила.
- Дорогая сестра, - сказала моя мать, вложив в эти слова всю фальшь, на
какую оказалась способна, всю до капли. - Я должна все устроить, а у меня в
распоряжении только сегодняшнее утро. Мне необходим эскорт, я обязана
закончить приготовления к отъезду...
- Оставь слезы, - опять перебивая ее, сказала мне Илайива, - плакать
бесполезно. Она уедет.
Я повернула голову и в мучительной тоске поглядела на мать. Получить
известие о своем поражении из уст врага - я не могла снести такого. Но мама
лишь склонила ко мне свою гиацинтовую головку и снова укрыла меня в своих
объятиях.
- Хорошая моя, твои вещи доставят сюда до полудня. Наши апартаменты
закроют, и ты ни в коем случае туда не ходи и не беспокой слуг. Пэнзи поедет
со мной... - О, счастливая, ненавистная Пэнзи, чтоб земля тебя
поглотила... - А ты, моя любимая, должна отлично вести себя, чтобы твоя
тетушка, которая так добра и берет тебя к себе, ни на секунду не пожалела об
этом. Ты слушаешь, что я говорю? Ты понимаешь?
Сквозь рыдания я сказала "да". Мои слезы намочили ей корсаж, он стал
темным, как кровь. Она ушла; чувство утраты вышло за пределы слов и мыслей.
Я как бы сошла с ума. Однако я подавила рыдания перед лицом страшной
тетушки; не для того, чтобы сделать ей приятное, а потому, что она была
чужда мне.
Словно затем, чтобы все-таки сломить меня, она позволила мне в
последний раз взглянуть на маму и Пэнзи; они уезжали, пересекая Форум.
Сердце мое надорвалось, трещина пролегла в нем, но я не возьмусь назвать это
предчувствием. Тогда мне и в голову не пришло, что я никогда больше не увижу
маму.
2
В последующие две недели я вяло осваивалась с новым, временным образом
жизни. Лишь раз я на миг испытала облегчение: мой день рождения приходился
на начало осени, и поскольку мне казалось немыслимым, чтобы мама могла его
пропустить, я решила, что к тому времени она наверняка возвратится. Однако,
в конце концов, мне стало еще хуже от этой мысли, потому что до осени
оставалось еще сто лет. Мы никогда всерьез не разлучались прежде. Я и
родилась во время давнишней военной кампании в деревушке среди холмов, куда
мама отправилась вопреки всем настояниям, чтобы встретиться с отцом, тогда
еще простым лейтенантом. Потом ей пришлось с ним расстаться и увезти меня
домой, в дешевую городскую квартирку. Мы были бедны в те времена.
Моя тетушка была далеко не бедна. В ее черном доме имелось множество
усердных и почти невидимых слуг; когда же мне доводилось их увидеть,
некоторые из них вызывали у меня опаску, потому что вели они себя совсем не
как люди, а скорей как заколдованные куклы. Эти существа прибирали за мной
постель,
Далее для ознакомления