Честертон Г. К.
МАШИНА ОШИБАЕТСЯ
(Из сборника "Мудрость отца Брауна", 1914)
----------------------------------------------
Честертон Г. К. Собрание сочинений в 5 томах.
СПб.: Амфора, 2000, Том 3, с. 167-186.
Перевод: А. Кудрявицкого.
OCR: sad369 (г. Омск)
----------------------------------------------
Фламбо и его друг, маленький священник, в предзакатный час сидели на
садовой скамейке в Темпл-гарденс. Подействовала ли на них окружающая
обстановка или какие-то другие, случайные флюиды, неизвестно, но только
разговор этих двоих зашел о правосудии. Признав, что перекрестный допрос
обвиняемого адвокатом и прокурором заключает в себе элемент случайности, они
заговорили о пытках, вспомнили Древний Рим и средневековье, истязания по
приговору французского магистрата и американский допрос третьей степени.
- Мне доводилось читать о пресловутой психометрии, то есть о детекторе
лжи, - сказал Фламбо. - В последнее время по этому поводу подняли много
шума, особенно за океаном. Вы, наверное, знаете, что я имею в виду:
испытуемому надевают на запястье манжетку пульсомера, затем произносят вслух
самые разные слова и ждут, не станет ли его сердце биться чаще после
некоторых из этих слов. Что вы думаете об этом методе?
- На мой взгляд, он весьма занятен, - отозвался отец Браун. - Кстати,
наш разговор напомнил мне одну интересную идею, возникшую в глубокой
древности: в те времена верили, что, если убийца коснется тела жертвы, из
ран хлынет кровь.
- Неужели вы хотите сказать, что считаете оба этих метода равноценными?
- Один стоит другого, - ответил маленький священник. - В мертвом ли, в
живом ли теле кровь все равно течет то быстрее, то медленнее, и причин тут
много. Тайна сия велика есть, и, боюсь, мы никогда в нее не проникнем. Могу
лишь сказать вам о себе: скорее кровь человеческая затопит альпийский пик
Маттерхорн, чем я решусь ее пролить.
- Но ведь американский метод превозносят крупнейшие заокеанские
ученые! - не отставал Фламбо.
- Наивные они люди, эти ученые! - воскликнул отец Браун. - А самые
наивные из них - именно американцы. Кому еще, кроме янки, могло прийти в
голову судить о чем бы то ни было по частоте сердечных сокращений? Да эти
ваши ученые не менее наивны, чем самонадеянный мужчина, полагающий, что если
женщина краснеет в его присутствии, то, значит, любит его. Кстати, вот вам
еще один тест, основанный на законах кровообращения, открытых великим
Гарвеем. Такой же дурацкий, как и первые два.
- Но вы должны признать, - настаивал Фламбо, - что психометрия дает
определенный результат: она прямо указывает, правду говорит человек или нет.
- А что хорошего в том, что она "прямо указывает"? - вопросил отец
Браун. - Что это, в сущности, значит? Когда один конец указки на что-то
нацелен, другой в это время показывает в совершенно ином направлении. Все
зависит от того, сумеете ли вы взять указку за нужный конец. Один раз я уже
попадал в такое положение и с тех пор не верю в пользу подобных методов.
И маленький священник приступил к рассказу о том, как его постигло
разочарование.
История эта случилась лет двадцать назад, когда он служил капелланом в
чикагской тюрьме, где томилось множество его единоверцев. Люди эти были
одинаково способны на злодеяние и на раскаяние, так что работы у него было
немало. Шерифом округа губернатор сделал бывшего сыщика по имени Грейвуд
Ашер, бледного, молчаливого, склонного к философствованию янки, на лице
которого обычное для него суровое выражение порой сменялось странной
смущенной улыбкой. Отца Брауна этот человек любил и относился к нему немного
покровительственно. Маленький священник платил ему такой же симпатией, хотя
терпеть не мог его теорий, по сути весьма сложных, хотя и излагаемых
достаточно просто.
Как-то вечером Ашер послал за капелланом. Тот, по своему обыкновению,
молча сел у стола, заваленного бумагами, и стал ждать. Шериф извлек из кипы
бумаг газетную вырезку и протянул ее Брауну. Тот внимательно прочел текст.
Это был напечатанный на розовом фоне столбец светской хроники из одной
американской газеты. В заметке говорилось:
Самый блистательный из светских вдовцов снова появился в обществе, на
этот раз - на "Обеде чудаков". Всем нашим именитым гражданам должен
вспомниться другой обед, названный "Парадом детских колясок", на котором
мистер Тодд, по прозванию Очередной Фортель, в роскошном своем особняке
посреди поместья "Пруд пилигрима" дал возможность очаровательным дебютанткам
этого сезона казаться даже моложе своих лет. Не менее радушным,
нетривиальным и изысканным был и прошлогодний прием в особняке Тодда,
получивший название "Завтрак каннибалов", на котором сласти по форме
напоминали человеческие руки и ноги, а один из остроумнейших гостей вслух
высказал желание съесть своего собеседника. Дух непринужденного юмора будет
царить и на новом приеме, ибо он свойствен сдержанной манере поведения
мистера Тодда, а может быть, таится и под сверкающими бриллиантами в
булавках на галстуках самых высокопоставленных весельчаков нашего города.
Говорят, на приеме будут пародировать манеру поведения и разговоры горожан,
находящихся на противоположном полюсе социального спектра. Пародия обещает
быть весьма выразительной - ведь перед гостеприимным мистером Тоддом стоит
задача потешить не кого иного, как лорда Бекасла, знаменитого
путешественника и чистокровного аристократа, чье родовое гнездо находится в
самом сердце английских дубрав. Путешествовать лорд начал раньше, чем ему
вернули полагающийся по праву рождения титул. В нашем отечестве он уже
однажды побывал - в молодые годы, - и молва утверждает, что вернулся он к
нам не без причины. С именем лорда связывают имя мисс Этты Тодд, одной из
самых прекрасных и великодушных обитательниц Нью-Йорка, наследницы
состояния, оцениваемого почти в сто миллионов долларов.
- Ну как, - спросил Ашер, - интересно?
- Даже говорить об этом не хочется, - отозвался отец Браун. - Трудно
придумать что-нибудь менее интересное для меня, чем эта заметка. Не понимаю,
зачем вы ее вырезали. Если только не собираетесь, конечно, сажать на
электрический стул борзописцев, подобных ее автору.
- Гм-м, - недовольно хмыкнул мистер Ашер и положил поверх статьи еще
одну газетную вырезку. - Ну, а это вас заинтересует?
Заметка была озаглавлена "Зверское убийство охранника. Злодей на
свободе".
Сегодня утром, на рассвете, в каторжной тюрьме в местечке Секва, штат
Нью-Йорк, раздался крик о помощи. Охранники, подоспевшие к месту
происшествия, обнаружили труп часового, дежурившего на вершине ограждающей
тюрьму широкой стены. Северная часть стены - самая высокая, и этот участок
считался самым труднопреодолимым для тех, кто мог бы задумать побег, поэтому
здесь дежурил всего один охранник. Как раз его-то и сбросили со стены; он
упал головой вниз, и мозги его брызнули во все стороны, словно их вышибли
дубиной. Ружье охранника было похищено. На утренней поверке обнаружилось,
что одного арестанта недостает. Пустующую камеру занимал некий угрюмый
головорез, назвавшийся в свое время Оскаром Райаном. Ему дали небольшой срок
за самое обычное для этих мест разбойное нападение, но он произвел на всех
впечатление человека с жутким прошлым и совершенно непредсказуемым будущим.
Когда забрезжил дневной свет, на стене над самым телом убитого обнаружили
довольно невнятное послание, нацарапанное, очевидно, смоченным в крови
пальцем: "Это самозащита - у него было ружье. Не желаю зла ни ему, ни
другим, кроме одного человека. Когда попаду в "Пруд пилигрима", пуля у меня
найдется. О. Р." Чтобы штурмовать такую стену, охраняемую к тому же
вооруженным часовым, нужно быть отчаянным человеком или, на худой конец,
иметь сообщников.
- Ну, что касается литературного Далее для ознакомления
