Александр Куприн
Гатчинский призрак
Не знаю, как теперь, но в мое время - лет 10-15 назад - в Гатчине
крепко жила легенда о призраке императора Павла I. Потомки старых гатчинских
родов, носивших причудливые фамилии: Подсеваловых, Херувимовых,
Шишинторовых, Прудуновых, Шпионовых, Комплиментовых, Запоевых, и
Вье-Веревкиных, не сомневались в том, что тень покойного Государя
показывается иногда во дворце, где, между прочим, хранилась его походная
полотняная постель со ржавыми следами царской крови. Видели также многие из
обывателей этот гатчинский призрак, блуждающий в парках Дворцовом и
Приоратском, белыми летними ночами. Они даже утверждали, что не следует
бояться встречи с ним или убегать от него. Увидев его издали в одной из
старых липовых и березовых аллей, следовало лишь сойти с дорожки на обочину
и "при приближении" сделать низкий учтивый поклон. Ответив спокойным кивком
головы, тень беззвучно проходила мимо и скрывалась, точно таяла, в туманном
полумраке.
Таково было прочное предание. Нам неизвестно, знал ли его товарищ Заяц,
числившийся в 1918 году комиссаром Гатчинского дворца. Аптекарский ученик по
образованию и коммунист по партийной принадлежности, он чуждался всяких вер,
суеверий, потусторонних предметов. Если бы ему и довелось услышать эту
легенду, он, наверно, только отмахнулся бы рукой и сказал на своем киевском
наречии:
- Э! Бабьи забубоны!
А между тем, именно с ним-то и произошла в связи с Гатчинским Призраком
история таинственная и, пожалуй, даже страшная.
Надо сказать правду: к своим обязанностям во дворце товарищ Заяц
относился ревностно и внимательно.
- Что делать? - объяснял он приятелям, высмеивающим его
старательность. - Что делать, когда я, как человек образованный, люблю
скуство, в особенности, если оно принадлежит трудовому пролетариату?
Это он первый для посетителей, обутых в коневые сапоги и в американские
танки, завел огромные веревочные туфли, на манер бабуш, что стоят в
преддвериях мечетей. С удовольствием убеждался Заяц в пользе своей выдумки:
дивные паркеты из красного и черного дерева и палисандра работы великого
Гваренги, не только перестали страдать от грубых царапин, но, отполированные
добровольными полотерами, заблестели во всей прелести своих великолепных и
простых линий.
Каждый день, часа два спустя после ухода последних посетителей, товарищ
Заяц неизменно обходил все галереи, залы и комнаты дворца, чтобы хозяйским
глазом убедиться в полном порядке. В нижние этажи, где раньше были тесные
покои Александра III, и туда, где в одной из комнат стояло скромное и жуткое
ложе Павла I, он заходить не любил, попросту - боялся: эти помещения всегда
держались запертыми на ключ.
22 июня товарищ Заяц делал свой обычный обход несколько позднее, чем
обыкновенно: задержало заседание в Совдепе. В войлочных туфлях, бесшумно и
не спеша проходил он по тихим, торжественным палатам. За богемскими
зеркальными стеклами высоких, наверху полукруглых окон догорала заря,
малиновая в жемчуге и парче. Мягкий и теплый свет был разлит в строгих,
чутко дремлющих покоях. С приятной отчетливостью и выпуклостью выступали
давно знакомые предметы: батальная и морская живопись орловской галереи,
белой с золотом, гобелены больших залов, с библейскими мотивами, длиною и
шириною во всю стену, тяжело и густо расшитые серебром и золотом; парадная
зала, в которой на трехступенном возвышении стоял трон Петра I, обитый
бархатом абрикосового цвета, с двуглавым орлом над балдахином; галерея
китайского фарфора, тесно заполненная редчайшими, драгоценными экземплярами.
Но уже становилось поздно. Порозовел и молочно побледнел воздух за окнами, а
небо стало грустно-зеленое. Заяц поглядел на часы: они показывали десять.
"Пора и домой", - подумал он и спустился вниз, в переднюю.
Но, к его удивлению, единственная входная дверь оказалась запертой
снаружи. Заяц постучал в нее костяшками пальцев, потом стал стучать
кулаками. Все напрасно. Дворцовый сторож, очевидно, пропустил приход
комиссара и в уверенности, что Заяц давно уже дома, запер тяжелую дубовую
дверь. Другого способа выбраться из дворца не было. Ни стуки, ни крики не
помогли бы коменданту. Сторож - глупый и к тому же глухой старик - помещался
в кавалерском крыле дворца. Там же, где жил и Заяц. Дозваться его нельзя
было даже пушечным выстрелом.
"Вот так история, - подумал Заяц. - Придется переночевать во дворце. Но
где?".
К своему счастью (или к несчастью), комиссар вспомнил о небольшой
комнате, смежной с тронным залом и, должно быть, раньше предназначавшейся
для лиц, ожидающих приема. Там стояли две длинные скамейки, крытые
гобеленами. Когда-то государь Николай I, посетив Гатчинский дворец и найдя,
что он плохо отапливается и освежается, приказал в одной из зал устроить
камин и вентилятор. Приказ его был исполнен с обычной моментальной
быстротой. С бесценным гобеленом, изображавшем "Жертвоприношение Авраамом
Исаака" и покрывавшим сплошь всю стену, не стали церемониться: вверху
вырезали круглое отверстие, а внизу выкроили квадратную сажень, а так как
нижнего обрезка девать было некуда, выбрасывать же жалко, то им обтянули две
скамьи в аудиенц-камере. Прежде, проходя мимо этих скамеек, товарищ Заяц
говорил про себя укоризненно: этакое варварство! Теперь же в прозрачном
сумраке он без труда отыскал комнату со скамейками и лег на одну из них,
положив под голову фуражку и сверток газет, которыми всегда были напиханы
его агитаторские карманы.
Дверь в смежную залу была полуоткрыта. Лежа на левом боку, Заяц
отчетливо видел паркет, окно и темные очертания высокого трона. Ему не
спалось на новом и столь необычном месте. Бывали минуты, когда он сам себя
спрашивал: "О чем я сейчас думал? И спал я только что или бодрствовал?". В
одну из таких минут он вдруг заметил, что прямо против него стоит в окне на
светлом небе полный, сияющий месяц, а на полу резко и прямо лежит
серебряный, с черным переплетом рисунок окна. Потом Заяц как будто бы
забылся всего лишь на минуточку,- но, когда открыл глаза, то увидел нечто
совсем необыкновенное. Месяц спрятался за стену. Лунный переплет на паркете
теперь несколько сузился и падал вкось. У окна же спиной к нему стояла
четким силуэтом небольшая человеческая фигура. На светлом фоне окна человек
казался совершенно черным, и только кое-где лунное сияние тронуло
ярко-белыми чертами и пятнами края его одежды, лица и треугольной шляпы.
Комиссар не мог не узнать в нем императора Павла, чей бронзовый
памятник Заяц видел на дворцовой площади ежедневно по десяти раз.
Вот призрак повернул немного голову, и, теперь в профиль сходство стало
еще разительнее. Тот же короткий, властно и надменно вздернутый нос, та же
небольшая косичка из-под шляпы: левая рука, согнутая в локте, покоится
кистью на бедре, правая в перчатке с отворотом опирается на длинный
эспантон.
Заяц привстал и схватился за бьющееся сердце. Скамейка скрипнула. Из
тронного зала, от окна, раздался необыкновенный голос. Он был высок, почти
пронзителен и металлически ржав; звук его напоминал звуки железного флюгера
под ветром.
- Кто там возится? Выйди оттуда. Подойди ко мне.
"Неужели я сплю и вижу сон? - подумал, весь в морозных иглах, Заяц. -
Нет. Если бы это был сон, я себя не спрашивал бы, сплю я или нет".
- Я жду! - повелительно произнес голос.
Заяц всей душою сразу понял, что самая малая секунда промедления грозит
ему смертельной опасностью. Вскочив со скамейки, он торопливо, на дрожащих
ногах, вошел в тронный зал и остановился около двери, в лунном
косоугольнике.
- Кто ты?
Комиссар не сразу ответил: челюсти стучали одна о другую от страха и
что-то захватило дыхание.
- Имя? Звание?
- 3-заяц!
- Вздор! Опомнись. Приди в себя и говори трезво. Никто тебе Далее для ознакомления
