Владимир Кунин
Коммунальная квартира
OCR Сергей: [email protected]
"Владимир Кунин. Сволочи": АСТ, Транзиткнига; Москва; 2004
ISBN 5-17-022947-X, 5-9578-0383-9
Владимир Кунин
Коммунальная квартира
Глава первая
Багаж срочной отправки
- О, черт побери! Чтоб тебя холера разорвала!.. - рявкнул я на весь
коридор.
Честно говоря, больно было не очень, просто я неожиданно треснулся обо
что-то в темноте и испугался. То есть не испугался, но представился
прекрасный случай рявкнуть, и я рявкнул.
- О, черт побери! Чтоб тебя холера разорвала!.. - рявкнул я в темноте.
И она не замедлила откликнуться, приоткрыла дверь, щелкнула своим
выключателем, зажгла свою коридорную лампочку и, глядя на меня, ласково
пропела на всю квартиру:
- Как может советский ребенок, учащийся советской средней школы,
позволять себе подобные выражения? Остается только пожалеть бедную школу и
несчастный коллектив педагогов, которым приходится иметь дело с такими
детьми...
"Провались ты пропадом..." - подумал я и сказал:
- А чего?.. Понаставили тут всякого!..
Передо мной стоял совершенно, ну абсолютно не знакомый мне здоровенный
ящик. Такой деревянный сундучище, завязанный толстыми веревками. Я мог бы
поклясться, что этого ящика еще вчера не было! Сверху на ящике красовалась
наклейка величиной с экран телевизора "Заря-2". На наклейке было написано
крупными-крупными буквами: "Багаж срочной отправки", и дальше что-то, только
помельче.
Я еще в первом классе любые самые мелкие слова запросто читал, даже
специально на "Нарочно не придумаешь" тренировался. Это в "Крокодиле" на
последней странице всегда напечатано. Говорят, самое смешное. Взрослые
говорят. А почему смешное - не говорят. Говорят: ты не поймешь - еще
маленький...
Ну вот. Только я хотел эту наклейку дальше дочитать, как вдруг из нашей
комнаты выскочила мама, сделала на меня такие узкие глаза и тоже громко
спросила:
- Что случилось? Отвечай немедленно!..
- Ничего... - ответил я. - Ничего не случилось...
Мама тогда от меня отвернулась и говорит:
- Что произошло, Елена Ивановна?
А Елена Ивановна взяла и выключила свой свет в коридоре. Мама сказала:
- Ах да!.. Простите!.. - И включила наш свет.
Елена Ивановна - ответственный съемщик, и она один раз в кухне на
собрании жильцов нашей квартиры сказала, что если в коридоре находятся два
человека одной семьи, то и свет должен ихний гореть.
Тут в коридоре стало совсем светло, потому что у нас с мамой лампочки
очень яркие, и мама опять повернулась к Елене Ивановне:
- Что он еще натворил?..
"Еще"! Как будто я всю ночь не спал и только и делал, что творил!.. Как
будто она не видит, что я только что проснулся и вообще стою в одних трусах!
Как будто она не знает, куда я бежал!..
Как только мама начинает говорить обо мне таким тоном, я ее сразу же
перестаю любить. Ну просто кошмар, как перестаю! Она иногда еще с Анастасией
Кондратьевной так говорит, с нашим классным руководителем. Будто она заранее
согласна, что во всем виноват только я. В такие минуты я готов ее обвинить в
предательстве! Мне после этого ничего не хочется. Ни "доброе утро" никому
говорить, ни завтракать... Ничего. Хочется уйти куда-нибудь, убежать,
поступить в интернат с английским языком, окончить его и уехать послом в
Африку, в джунгли, переводить неграм все, что они там не понимают...
Интересно, что бы тогда мама говорила!
- Так что он еще натворил? - повторила мама.
- Ничего, ровным счетом ничего, - сказала Елена Ивановна и почему-то
поклонилась маме. - Если не считать, что одиннадцатилетний мальчик ругается,
как ломовой извозчик, то тогда ровным счетом ничего...
- Что ты сказал Елене Ивановне? - плохим голосом спросила меня мама.
- Ничего я ей не сказал. Пусть не врет...
Елена Ивановна еще раз поклонилась маме и сказала:
- Пожалуйста!..
- Как ты смеешь так разговаривать со взрослыми?! - крикнула мама. -
Отвечай сейчас же!
Я, конечно, промолчал.
Когда взрослые кричат: "Как ты смеешь?..", или "Как у тебя язык
повернулся?..", или "Как тебе не стыдно?..", то это вовсе не значит, что им
нужно, чтобы я подробно объяснил, как я смел, или как у меня язык
повернулся, или как мне стыдно. Вот как раз в этот момент им очень нужно,
чтобы я молчал, а они могли бы кричать дальше.
- Марш немедленно в ванную! - крикнула мама. - Я еще с тобой
поговорю!..
Мама хлопнула дверью нашей комнаты, а Елена Ивановна запела: "Мы
пригласили тишину на наш прощальный ужин" - и пошла в кухню. Она всегда пела
с утра про ужин. Я поплелся в ванную, так и не узнав, что это был за "Багаж
срочной отправки".
Мне ничего не хотелось. Ничего. Я даже не знал, кого я сейчас больше
ненавижу - Елену Ивановну или маму. Елену Ивановну я ненавидел всегда,
постоянно и очень ровно. А маму редко. Вот в такие минуты. Но очень сильно.
И мне всегда было жалко ее. Ну почему, почему мама должна кричать на меня
только для того, чтобы показать Елене Ивановне, что она с ней согласна?
Почему мама не может кричать на Елену Ивановну? Я где-то читал, что тигрица
за своих тигрят на слона бросается! Вот это мать! А моя, наверное, никогда
так тигрицей и не станет... И потом, зачем вся эта самодеятельность?!
Сколько раз я слышал, как мама говорила, что Елена Ивановна фантастическая
зануда! Сколько раз, когда Елены Ивановны не было дома, в кухне говорили,
что она террориз... в общем, мучает всю квартиру!..
Ванная была закрыта изнутри, и из-за двери слышно было, как хлещет душ,
а как шумит газовая колонка, слышно не было. Душ принимал мой друг Мишка
Чумаков. Он уже целый месяц принимал по утрам холодный душ и закалял свою
нервную систему. Я не знаю, закалял ли холодный душ нервную систему у Мишки,
но то, что Мишкин душ расстроил нервную систему всей квартиры, - это точно.
У нас уборная находилась прямо в ванной, и каждое утро все умоляли Мишку
быстрее закончить свои водные процедуры, а Мишка составил график и по этому
графику каждый день стоял под холодным душем все больше и больше. Елена
Ивановна заявила, что это злостное хулиганство, и написала в домоуправление.
Она сказала, что во всех квартирах дети как дети, а в нашей квартире две
десятилетние плесени. Это она еще в прошлом году сказала, когда нам с Мишкой
по десять было. Конечно, сказала Елена Ивановна, плесень сама по себе не
вырастет - родители виноваты в первую очередь. Чумаковы погнались за длинным
рублем куда-то в Заполярье и сидят там себе на своей персональной льдине и в
ус себе не дуют, а денежки им капают, и ребенка они бросили на шею немощной
старухи бабушки, которая только и делает, что заседает в своем пенсионном
совете и собирает взносы в свой прекрасный ДОСААФ. А о Цветковых и говорить
нечего... Это, значит, о нас с мамой. Что можно требовать от
матери-одиночки, сказала Елена Ивановна. Я это сам слышал из своей комнаты.
Вот это вранье меня ужасно возмутило! Я высунулся в коридор и сказал Елене
Ивановне, что она дура и сама одиночка, а мама никакая не одиночка, потому
что мы живем вдвоем. "Дура" у меня просто так, само вырвалось, но во всем
остальном я был совершенно прав. Что тут было! Елена Ивановна даже лиловая
стала, как пальто Мишкиной бабушки. Она поклонилась (она всегда почему-то
кланялась в таких случаях) и сказала: "Пожалуйста! Вот вам пример ужасного
воспитания этой отвратительной богемы". Если бы Екатерина Павловна (это моя
мама) работала бы, как она, Елена Ивановна, нормальным советским
бухгалтером, а не монтажницей на киностудии и находилась бы в здоровом
коллективе, а не среди разных артистов, то и сына своего воспитывала бы
иначе!
А мама, простить ей этого не могу, заплакала
Далее для ознакомления