Сергей КОНАРЕВ
BALAUSTION
БАЛАУСТИОН
Первый век до рождения Христа. Греция переживает период мира -
выстраданного, постыдного мира, купленного поражениями, кровью и унижением.
Македония и Рим, на словах объявив Элладу свободной, бесстыдно грабят
древнюю и некогда славную страну, попирают ее законы, наказывают неугодных.
Пирр, сын царя Спарты, города суровых воинов, и его друзья - из тех
немногих, кто не склонил головы перед могучими врагами и роком. Беспощадная
ненависть, страдания и горе ждут тех, кто дерзнул подвигнуть эллинов к новой
войне - гибельной? Или священной?
I
ЛЬВЕНОК
* * *
- Немедленно вернись, щенок! Отцовской властью приказываю тебе - стой!
Голос отца был пронзительно громким - казалось, он проникает в голову
напрямую через затылок.
- Никогда!
Сердце судорожно колотилось, щеки полыхали жаром обиды и отчаяния.
Проклятье! Как только отец посмел побуждать его к столь гнусному
предательству?
- Стой, тебе говорят! Великие боги, ты меня слышишь?.. Леонтиск!!!
- К демонам! - не оборачиваясь, сквозь зубы прошептал Леонтиск, гневно
тряхнув непокорной - спартанской! - гривой темно-каштановых волос.
Гравий дорожки с испуганным треском летел из-под ног, трехарочная
колоннада главных ворот быстро приближалась. Услышав гневные окрики хозяина,
из своей будки вылез, кутаясь в груботканый шерстяной плащ привратник
Одрис - краснолицый, с тяжеловесной медвежьей фигурой. Он сделал было
движение преградить Леонтиску путь, но в последний момент передумал, оценив
ширину груди, мускулистые руки, нервно сжатые в кулаки, и угрожающе
перекошенное лицо хозяйского сына. Молодой воин прошел так близко от него,
что уловил исходящий из толстогубого рта фракийца кислый запах протухшей
виноградной браги. Уже у самой калитки, полуобернувшись, Леонтиск уловил
движение отца, собиравшегося погнаться за ним и успокаивающий жест
появившегося из-под тени портика архонта. Архонт Демолай, поганый старый
индюк! Без сомнения, это он выродил сей подлый план, предполагавший для
Леонтиска роль убийцы своего повелителя и друга! Нет, в Эреб этих седовласых
интриганов! Нужно немедленно предупредить Пирра!
С грохотом захлопнув тяжелую решетку калитки (отказать себе в этом
удовольствии было бы просто преступно), Леонтиск оказался на Длинной улице -
одной из самых нарядных и людных в Керамике, одном из самых престижных
районов Афин. Помимо выходящих на улицу помпезных портиков и вычурных оград
особняков знати, здесь можно было увидеть белоколонный фасад небольшого, но
удивительно изящного храма Гермеса, чуть дальше звенел серебряными струями
украшенный мраморными нимфами и наядами источник, - великие боги, его
название совершенно истерлось из памяти! - а на заднем плане над крышами
возвышался совершенно ненатуральный, похожий на театральную декорацию
величественный холм Акрополя. За крышу Парфенона цеплялись неряшливые
грязно-белые облака, сквозь которые силилось проглянуть болезненно-желтое
зимнее солнце. В воздухе стоял запах влажной сырости, последствие выпавшего
и тут же растаявшего снега - явления вполне рядового для стоявшего на дворе
месяца маймактериона. Если же воспользоваться римским календарем - к этому
моменту, увы, почти вытеснившим по всей Элладе не так давно
общераспространенную афинскую календарную систему - то описываемые события
происходили в пятый день месяца декабря. Порывистый зябкий борей развевал
полы шерстяных накидок и зимних плащей многочисленных афинян, спешивших или
неспешно прогуливавшихся - соответственно своему положению и заботам - в
этот обеденный час.
Однако в данный момент Леонтиск, хоть и соскучившийся по родному
городу, был вовсе не склонен любоваться его красотами. И путь его лежал не к
агоре или Ареопагу, а в противоположную сторону, в Кидафиней, район
мастерских, харчевен и дешевых публичных домов. Взгляд молодого воина
туманился мутью горьких мыслей, а пунцовые пятна гнева все еще были
приклеены к его щекам. Ничего не замечая, сын стратега Никистрата спешным
шагом продвигался к одному ему ведомой цели, и был настолько поглощен этим,
что даже не замечал недовольных возгласов прохожих, задетых его локтем или
плечом.
Наконец, под подозрительными взглядами двух ободранных
старух-попрошаек, Леонтиск пересек влажную мостовую и спустился по трем
ступенькам к двери мастерской, традиционно украшенной молотом и подковой. Из
глубины кузницы раздавалась разноголосица ударов металла о металл и
ритмичное урчание мехов. В ноздри ударила тяжелая смесь едкой гари и кислого
человеческого пота.
Остановившись на пороге, Леонтиск попытался сориентироваться, пока его
глаза привыкали к сумраку.
- Приветствую тебя, Клитарх, сын Менапия! - преувеличенно-серьезно
обратился он к ближайшему из замеченных обитателей кузницы.
Чумазый мальчишка годков десяти, выстраивавший в углу пирамиду из
прямоугольных медных криц, глянув на Леонтиска, неторопливо повернул голову
и с хрипотцой крикнул, пытаясь перекрыть металлический гвалт:
- Оте-е-ец!
- Чего тебе, Кли? - неожиданно скоро донесся отклик, тут же заглушенный
протестующим шипением воды, в которую опустили раскаленную заготовку.
- К тебе опять волосатый дядька, иноземец... - малец, ничуть не
смущаясь присутствием Леонтиска, закончил фразу соленым солдатским эпитетом,
означающим объект, с которым совершено половое сношение. Леонтиск только
примерился, чтобы дать сопляку щелбан, как из соседнего помещения проворно
выскочил пожилой муж в линялом кожаном фартуке, на ходу стягивавший толстые
дымящиеся рукавицы. Седая, начавшая лысеть голова этого человека являлась
разительным контрастом тугим, выпирающим мышцам его рук и груди, которым
позавидовал бы любой молодой атлет.
- Великая Мать, Леонтиск! - радостно осклабившись, сипло пропел кузнец,
бросаясь навстречу гостю. - Ах ты, маленький засранец! (Это уже относилось к
засверкавшему глазенками сыну.) Ну, ты у меня получишь, собачья отрыжка!
Брысь, урод, иди помоги брату!
По пути широкая ладонь отца ловко отвесила затрещину попытавшемуся
проскочить мимо сорванцу. Тот, впрочем, снес это с ухмылкой, которой было
далеко до покаянной.
- Совсем обнаглел, щенок, - поворачиваясь к гостю, проговорил кузнец. -
Давно ремня не нюхал! Это ж надо - назвать сына стратега "иноземцем"!
Леонтиск примиряюще положил ладонь на покатое плечо мастера.
- Не кипятись, старина Менапий! В этом-то твой отпрыск прав - за годы,
проведенные в Спарте, я действительно подзабыл и привычки в одежде, и манеру
следить за собой, свойственные афинянам. Но в Спарте (чуть не сказал - у нас
в Спарте) длинные волосы - это знак достоинства и заслуг воина, за своей
прической тщательно следят и полководцы, и цари...
- Воистину, так и было в старые времена, - согласно покивал лысоватой
головой Менапий. - Да только сейчас какие воинские заслуги, у нас, эллинов,
Леонтиск? Кто нам даст проявить свою доблесть? И-эх!
С досадой махнув рукой, старый кузнец добавил уже тише:
- Эти македошки с римлянами совсем уже на шею сели, чтоб их чума
заела...
Леонтиск сразу посерьезнел.
- Кстати, старина Менапий, я зашел к тебе сегодня не просто поболтать,
а по делу. По очень важному делу. И не предназначенному для чужих ушей...
Леонтиск покосился на группу подмастерьев, работавших неподалеку у
горна. Конечно, вряд ли кто-то из них был фискалом архонта или кого-либо из
городских стратегов, но все же, все же... Потрясение от гнусности случайно
вскрытого им заговора еще далеко не миновало, и чувства молодого воина
находились на пике приступа острой подозрительности.
Проницательные глаза старого кузнеца понимающе моргнули.
- Пройдем за мной, - молвил он и торопливой, семенящей походкой
поспешил Далее для ознакомления
