Федор Кнорре
ОЛЯ
ПОВЕСТЬ
Рисунки А.Слепкова
Москва "Детская литература" 1976
70802-428
К-----------------191-76
М101(03)76
(C) ИЗДАТЕЛЬСТВО "ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА", 1976 г.
Глава первая
В самый разгар зимы, приехав в этот совсем чужой город, Елена Павловна
Рытова с дочкой Олей вышли из тёплого вагона, прошли через вокзал и увидели
сплошь занесённую снегом вокзальную площадь. Они спустились по ступенькам и
остановились, оглядываясь по сторонам, не зная, куда двинуться дальше.
К счастью, они, наверное, тут не первые были, кто вот так же, сойдя с
поезда, стояли и раздумывали: что делать дальше?.. Почти тотчас же к ним,
скрипя по снегу, подъехали санки. Очень длинный худой человек тянул их за
собой на пушистой, белой от инея веревке.
- Отвезём вещички! - сказал человек. - Куда будем ехать?
- Я думаю, в гостиницу, - нерешительно сказала мама. - Тут есть
гостиница?
- Четыре, - сказал человек. - И в каждой местов свободных не найдёте.
Вы же не командировочные?
- Нет, мы пожить... На некоторое время... Месяца на...
- Помесячно, - заключил человек и молча стал укладывать на свои санки
багаж.
- Куда это мы? - спросила мама растерянно.
- По адресам поехали. Куда же ещё?
Он впрягся в верёвку, налёг на неё грудью, и шея у него при этом так
далеко высунулась из просторного ворота засаленного пальто, что он стал
похож на жирафа в упряжке.
Санки взвизгнули, тронулись и поехали.
Оля шла за санками и думала: настоящим жирафам длинная шея помогает
доставать листочки с верхних веток деревьев, но зачем такая шея этому
человеку?
По узким переулкам, окаймлённым валами сугробов, они выехали на большую
улицу, свернули с неё в переулок, опять куда-то свернули. Оля ничего не
запомнила, кроме того, что было много снега, всё было чужое, у неё замёрзли
щёки и что их никуда не впускали.
Объехав три или четыре неподходящие квартиры, они добрались до
странного старого дома. Первый этаж у него был кирпичный, а второй -
деревянный, со следами вывески какой-то лавки, от которой остались только
отдельные буквы. Дверь в эту бывшую лавку наглухо была заложена кирпичом, и
за окнами весело цвели красные цветочки, прильнув к самому стеклу.
Оля устала, всё ей не нравилось, и все хозяйки были противные и
заламывали за комнату столько, что мама не могла платить, а когда они
поворачивали уходить, им не отвечали на "до свидания" или предлагали плату
чуть-чуть подешевле.
А тут всё сразу же вышло по-другому: мама, стесняясь, спрашивала, а
старушка хозяйка ещё больше стеснялась отвечать и, стыдливо показывая
комнату, обращала внимание на то, что один угол сыроватый и стекло треснуло,
и, узнав когда и откуда они приехали и в котором часу пришёл поезд,
ужаснулась, что они замёрзли, и скоро всё устроила так, что сели пить чай
все, даже человек с санками и жирафьей шеей.
Тут они и поселились. Хотя скоро оказалось всё не так хорошо, потому
что хозяина Ираида Ивановна была не совсем тут хозяйка. Дом-то считался её,
но владели им фактически её две дочери, два дочерних мужа и ещё сестра
одного мужа, не считая "ихних отпрысков", как, извиняясь, объясняла хозяйка.
К вечеру все эти мужья и сестры собрались у себя внизу, и слышно было,
как они спорят и гудят под полом в нервом этаже, и потом заскрипела
деревянная лестница и скрипела очень долго, с промежутками: кто-то очень
медленно поднимался, приостанавливаясь через каждые две-три ступеньки.
Наконец появилась хозяйка Ираида Ивановна и, виновато глядя вбок,
попросила паспорт. Похоже было, она боится, что вдруг правильного паспорта
не окажется, и когда Олина мама подала ей книжечку в чистой обложке, она
бережно приняла её, как стеклянную, и понесла перед собой, как несут
подавать к столу блюдечко с чашкой чаю, налитой до самого края.
Она понесла паспорт вниз, и там опять загудели мужские голоса, и долгое
время спустя опять появилась Ираида Ивановна и с облегчением объявила, что
паспорт хороший, с этим всё в порядке, и видно было, она этому ужасно рада,
но что-то другое её мучает и томит, и она не знает, как начать.
Оказалось, что мужья и сестры, когда там гудели, пилили её и грызли,
что она слишком дёшево сдала комнату, потому что летом они сдавали её
подороже.
- Хорошо, - сказала мама, - мы завтра съедем, вы их успокойте.
И тут Ираида Ивановна, согнувшись, села на табуретку, фартуком закрыла
лицо и заплакала.
Сквозь её тихий плач можно было разобрать, как она стыдит и усовещевает
тех, кто её послал:
- Как это равнять можно - что летом, что сейчас? Летом сюда как на
дачу приезжают... Купанье на речке, грибной лес близко, люди интересуются...
А сейчас совсем другое дело, даже равнять нельзя. За комнату сейчас никак
нельзя дороже спрашивать... Прямо бессовестно даже...
Мама сперва вспыхнула, рассердилась, ходила по комнате и самоуверенно
повторяла: "Съедем, пожалуйста, раз у людей нет слова", а Ираида Ивановна
горевала, как будто это её с квартиры гонят, и видно было, сама не знала,
как быть.
- И ведь всё равно комната будет пустая до самого лета стоять,
приезжих никаких сейчас нет, а постоянных пускать нельзя - пропишутся да и
не выедут.
Слушая со стороны, можно было подумать, что мама сдаёт комнату и
капризничает, а Ираида Ивановна старается её уговорить и сбить цену, - такой
странный шёл разговор.
Наконец мама сказала:
- А что же вы-то расстраиваетесь, не пойму?
- До того не хочется, чтоб вы уезжали. Да ведь и совестно: я вам цену
назначила, а теперь вдруг пришла прибавку спрашивать. Разве так по-людски
поступают?
Мама наконец засмеялась и согласилась платить побольше, так ей стало
жалко старуху. А та успокоилась, но сто раз повторила, что ей совестно и так
делать некрасиво, и тут же постаралась замолвить словечко за дочерей с
мужьями, что они, конечно, все хотят получше жить и многого им в хозяйстве
не хватает.
В общем, было похоже, что сама-то хозяйка тут последний человек в доме.
Да так оно и оказалось.
Глава вторая
Начался первый бесконечный день на новом месте.
Печка дымила и не желала нагреваться. Елена Павловна с Олей давно уже,
не снимая пальто, сидели рядышком на кровати и смотрели, как дым, не желая
уходить в трубу, клубился в топке вокруг слабых огоньков, то вспыхивающих,
то гаснущих с шипеньем на сложенных поленьях.
- Она нарочно не загорится, пока мы тут сидим! - сердито сказала Оля,
растирая красные глаза. - И чайники такие есть - ни за что не закипит, пока
ты на него смотришь!
Полено громко стрельнуло, и маленький уголёк выскочил на железный лист.
Столбик дыма пыхнул в комнату, превращаясь на лету в завиток, повернул и
проворно нырнул обратно в топку. Там что-то произошло: без толку метавшийся
дым вдруг точно опомнился, заторопился, устремляясь вверх по дымоходу, огонь
свободно вздохнул, ожил, заиграл и с весёлым потрескиванием осветил
кирпичные закопчённые стенки. Печка мало-помалу разгоралась, и комната стала
похожа на жильё, а не на заброшенный чердак.
Ираида Ивановна прискрипела к ним вверх по лестнице, очень удивилась и
даже похвалила печку за то, что та так быстро растопилась, - видно, никак
она этого не ожидала от неё. Предложила теперь сама присмотреть за ней, как
она будет себя вести, и подложить ещё дров, если жильцы хотят куда-нибудь
уйти...
Они пошли немножко оглядеться в городе, куда приехали. Походили по
улицам, совсем замёрзли, отогрелись, пообедав в довольно плохой столовой,
которая называлась почему-то "Ресторан "Днепр", и поплелись просто так, от
нечего делать, на почтамт - просто потому, что это было такое место, куда
приходят письма из других городов до востребования.
Конечно,
Далее для ознакомления