Элен Кашнер
Томас Рифмач
OCR & SpellCheck: Svan.
http://svany.narod.ru
Часть первая
ГЭВИН
Джек на скрипке играл лучше всех,
Словно скрипка пела сама.
От мелодий его на сто миль окрест,
Все девицы сходили с ума.
Выжимал он соль из морской воды,
Молоко из невинной девицы.
Усмирял жеребцов, не знавших узды,
С нашим Джеком никто не сравнится.
Не мастак я рассказывать, не то что Рифмач. И голос у меня грубоват,
и язык тяжело ворочается. Ну знаю кое-какие баллады, да кто ж их не знает!
Конечно, с Томасом не сравнить: от меня сроду не дождешься песен про нежных
дев, как они перебираются через семь рек ради своих неверных возлюбленных,
песен таких горько-сладостных, что от них слезы наворачиваются даже у
ветеранов, или развеселых песенок о богатых скрягах, которых те же девы
обводят вокруг пальца, да чтоб еще словцо остренькое ввернуть, да так
представить кого, чтобы даже старый скупердяй, только и думающий о том, как
бы зажать приданое, хохотал без всякой обиды. Такая музыка да со словами -
это, я вам скажу, сила, вот только мне ее не досталось.
А если б даже и предложили, не знаю, согласился бы я. Вот у Томаса
как раз есть история про Джока из Ноу, как он возвращался, унылый, с
Меллерстейской ярмарки. Корову, вишь, свою комолую продавать потащился, да
никто ее не купил. Возвращается, стало быть, Джок домой, к женушке, без
денег и без гостинцев, а зима уж на носу. Идет это он по дороге со своей
коровой и костерит ее почем зря.
- Эх, - говорит, - чего бы я не отдал, лишь бы от тебя избавиться да
монетами в кошельке позвенеть.
Глядь, а у дороги, на обочине, человек в плаще, и говорит ему:
- Может, и позвенишь еще, Джок из Ноу. Вот только интересно мне,
каково молоко у твоей комолой буренки?
Джок думает: "Наверное, с ярмарки кто", - и отвечает:
- Да разве ж то молоко! Сливки пополам с медом. По утрам ведро дает,
но уж зато вечером - два!
Начали они торговаться. Джок-то про себя думает: раз человек после
ярмарки на дороге корову ищет, значит, нужна до зарезу, ну и заломил цену.
А этот-то, высокий, ему и говорит:
- Серебро - вещь хорошая, но я тебе кое-что получше могу предложить.
Оно, пожалуй, вдвое дороже и цены твоей, и коровы, и вообще всего на
свете, - и достает из-под плаща скрипку.
Джок посмотрел и говорит: "Да я и играть-то не умею", а прохожий ему
отвечает, что это неважно, скрипка, дескать, сама по себе играет.
Джок сразу смекнул, что покупатель его - эльфийского рода, а молоко
им понадобилось для какого-нибудь украденного недавно человеческого
детеныша. Эльфийское золото, вестимо, к утру травой да листьями обернется,
а скрипка, да еще волшебная, она и есть скрипка. С ней куда ни пойдешь,
люди и встретят хорошо, и заплатят не худо. Поразмыслил он так и говорит:
- Ладно. Беру твою скрипку.
Ну, раз сторговались, берет незнакомец корову и ведет ее прямо к
холму. Подошел и три раза посохом по склону ударил. Холм возьми и откройся,
только их с коровой и видели, ушли, значит, прямиком в Эльфийскую Страну.
Но уж и Джок внакладе не остался. Он со своей скрипкой ни дня не
голодал, правда, и отдыха, почитай, не ведал. Со всей страны звали его
теперь то на танцы, то на свадьбу, а то еще куда. Женушке его одни деньги
оставались, сам-то он дома не сидел. А в ночь на Белтейна, когда у фей
праздник, Джок приходил к тому самому холму, доставал скрипку, и на ее
звуки появлялась из холма блестящая кавалькада: рыцари эльфийские, дамы и
всю ночь напролет веселились и танцевали под его музыку, пока руки у
бедняги не отваливались.
Такая жизнь не по мне. Лучше уж корову себе оставить. Ясное дело,
человек я простой, мелкий издольщик, живу себе в холмах над Первой Речкой,
жена у меня, овец сколько-то, а соседей - раз-два и обчелся. Корову если и
увижу, так два раза в год, у графа на ярмарке. У меня и в мыслях ничего
такого не было, пока однажды не появился у нашего порога Томас Рифмач.
Была одна из тех угрюмых осенних ночей, когда ветер свищет, что твой
Дикий Охотник, созывающий Адских Гончих, и точно знаешь - вот-вот дождь
пойдет. Конечно, он легок на помине, а потом барабанит по крыше и ставням,
да еще в дымоход залетает, от этого дымно в комнате. Вот тут сидит, значит,
Мэг, радость моя, рубашку шьет старшенькому племянницы своей с
Рутерфордской дороги, а я рядышком корзину плету и радуюсь потихоньку, что
овец успел до ненастья загнать. Промеж свечи да очага света как раз
хватает, да и то сказать - немудрена работа, пальцы сами все знают. Правда,
раньше свет-то поярче был.
На полу Трэй мой лежит, здоровый пёс, сын старой Белты. И вот вдруг
замер он, уши навострил, словно услыхал чего. Я тоже прислушался - нет,
ничего не слышу, только дождь да ветер в холмах.
- Ну, ну, уймись, приятель, - говорю ему. - Что ж ты, глупый,
непогоды испугался? Тут Мэг подняла голову.
- Ох, Гэвин, - говорит этак громко, а то ведь из-за бури и не
слыхать, - в такую ночь, Гэвин, мертвецы по дорогам скачут, это уж точно.
Чую, наладилась моя Мэг одну из своих страшных историй рассказывать.
Она у меня мастерица по этой части. Хорошо идут такие сказки темными
осенними вечерами. Я вот помню одну про неприкаянный дух лорда. Трэнвайра,
как он все скачет ненастными ночами по дорогам, жену свою разыскивает, а
ведь сам же и убил ее из ревности, хочет повиниться перед ней, невинной...
Да где уж там! Кости давно в земле истлели, а душа безгрешная - на Небесах.
Недалеко от нас дело было, день ходьбы, не больше, а когда - и не
упомнить.
- Нынче ночь такая, когда Дикий Охотник скачет, - говорит Мэг, а
глаза у нее уже блестят. Значит, будет история! - Скачет Адская Охота,
ноздри у лошадей, как уголья раскаленные, скачет Адская Охота, гонит
грешные души, которым покоя нет, потому как... - замолчала моя Мэг, резко
выпрямилась и говорит: - Слышь, Гэвин, там в дверь стучат!
Я было подумал, что так по ходу истории полагается, однако
прислушался - и верно, стучат, от дождя и ветра звук другой.
Трэй рычит, шерсть на загривке дыбом, я его рукой-то оглаживаю, а сам
думаю: "Чего уж гадать, кто да что. В такую ночь либо цыгана жди, либо
бродягу, а то и вовсе какого-нибудь приятеля из ада".
Взял я свечку и пошел открывать, а Трэй, умница, со мной. Отпер
дверь.
Стоит у порога высокий горбун, мокрый насквозь. Плащ грязный, льет с
него, и одно плечо выше другого. Я свечу поднял, и тут он капюшон
откинул, - глядь, молодой вовсе человек, безбородый, но щетина здорово
отросла, видать, путь долгий был, да и волосья длинные, на глаза налезают.
- Благословение этому дому! - поздоровался незнакомец вовсе не как
безбожник какой, или Те, Другие. А Трэй ну рычать!
- Да, спасибо, - говорит ему путник, - путешествие было приятным,
хотя могло бы посуше быть. А как тебе нравится эта новая мода на желтые
подвязки?
Уставился я на него.
- Ты что же это, с собакой, что ли, говоришь? А он стряхнул воду с
капюшона и отвечает:
- Так ведь он первый со мной заговорил. Не хочу грубым показаться.
Смотрю я на него - вроде, не шутит, говорит, что думает.
- Гэвин! - кричит Мэг. - Дует ведь. - Это она намекает, чтобы я не
торчал в дверях, как остолоп.
Дом у нас освящен, возле двери рябина от нечистой силы. Опять же,
остряка-бродягу приютить - святое дело. Пробормотал я быстренько: "Мир всем
входящим", - и отступил в сторону, чтобы впустить этого спятившего убогого.
Он этак вежливо говорит: "Благодарю вас", - и шагает через порог. Чтобы о
притолоку не стукнуться, ему нагнуться пришлось. Прошел к огню, увидел мою
Мэг и как был в своем насквозь мокром, грязном плаще, кланяется ей, ну
чисто королеве. Я уж по голосу понял, что улыбается моя женушка, когда
услышал:
- Добро пожаловать,
Далее для ознакомления