Джеймс Ганн
Мир-крепость
James Gunn. This Fortress World (1955)
Библиотека Старого Чародея - http://www.oldmaglib.com/
Пролог
...Где бы ты ни был, куда бы ни занесла эти слова судьба, ты читаешь их
среди развалин Второй Империи.
Выйди в ночь и посмотри на небо. Взгляни на разбросанные звезды,
одинокие, далекие, разобщенные пропастью ненависти, недоверия и властолюбия.
Видишь, какие они на самом деле - большие серые крепости, окруженные рвами
пространства, с отрядами караульных, что охраняют их от Галактики.
Вторая Империя. Произнеси это вслух, и пусть слова эти разбудят твое
воображение, пусть дойдут до глубины души.
Империя. В этом слове бесчисленные планеты, объединенная, населенная
Галактика - вот что значит это слово. Но как выглядит Империя на самом деле?
Как она возникла? Как улаживались конфликты, как прекращались войны? Этого
мы не знаем и никогда не узнаем. До наших времен сохранилось только
название. Мы помним его, помним Золотой Век - времена свободы, изобилия и
мира. И порой плачем о том, что кануло и никогда не вернется.
Вторая Империя. Это значит, что некогда была Первая, о которой мы не
помним вообще.
Вторая Империя. Будет ли когда-нибудь третья? Мы мечтаем, надеемся, но
в глубине души убеждены, что Золотой Век ушел навсегда и нам не под силу
вернуть его. Вторая Империя распалась, и ее части отошли друг от друга так
далеко, что уже ничто не соединит их.
Мы больше не люди. Мы тени, танцующие танец теней в мрачной крепости, а
Золотой Век минул...
"Динамика власти в Галактике"
1
Я бежал сквозь бесконечную темноту, я одинокий и испуганный. Я боялся,
потому что был один и ранен, хотя не знал еще, куда. Проверить это было
невозможно, потому что я бежал, а страх не давал мне остановиться.
Позади я слышал людей, гнавших меня по невидимому коридору, но шаги их
были легки и почти бесшумны, потому что они не имели тел, а коридор был
черен и непознаваем, затерян во времени и пространстве, так же, как и я,
бездомный.
Хуже всего была тишина, полная тишина, она окружала меня как темнота,
но была страшнее, ибо мое желание говорить и слушать было сильнее желания
видеть, и если бы я мог нарушить эту тишину, исчезла бы и темнота, и мне уже
не пришлось бы бежать. Едва слышные шаги приближались, несмотря на все мои
усилия, а вместе с ними росла паника, гнавшая меня все быстрее сквозь тьму и
тишину, потому что ноги преследователей не несли свинцово-тяжелых тел.
Постепенно я понял, откуда идет боль. Болела моя ладонь, я держал в ней
раскаленный уголек. Новый спазм страха пополам со стыдом поразил меня. Я
раскрыл ладонь, позволил угольку выпасть из нее, и топот за моей спиной
стих, и страх покинул меня, но вместо него меня охватило отчаянное
одиночество - ведь исчез даже коридор и я остался совершенно один. Я висел в
темноте, висел без опоры, совершенно потерянный, ничей в этой бесконечности.
Мой разум искал в пустоте, тишине и одиночестве, искал какое-нибудь
другое существо, но не было ничего и никого, с кем бы я мог перемолвиться, а
если бы кто-то и был, все равно мы не смогли бы понять друг друга.
Я проснулся, машинально засунул руку в карман, чтобы убедиться... но
камешка там не было, и я знал, почему - вспомнил. Вспомнил, как страх
впервые ворвался в мою жизнь...
Слова литургии еще звучали в моих ушах, когда я заметил девушку,
проходящую сквозь сверкающий золотом полупрозрачный Барьер. Она была в
ужасе.
...твой Бог здесь...
Ужас! Я узнал это чувство, но не мог понять, откуда знаю его.
Всю свою жизнь я провел в монастыре. Стены монастыря широки, и меж ними
заключен покой мира. Стены монастыря высоки, и страдание мира не может их
преодолеть. За этими стенами я был доволен и спокоен, сознание, что точно
определенный образ жизни никогда не выведет меня за эти стены, наполняло
меня удовлетворением.
Я не помню, чтобы когда-либо выходил наружу. Не помню ни своего отца,
ни матери, ни их имен, ни того, как они умерли, но все это не имело
значения, потому что Церковь была мне отцом и матерью и я не нуждался больше
ни в ком.
Чувства, ведомые мне, были немногочисленны и просты: сильная вера
Аббата, глубокая, порой страстная жажда познания научных истин, которой
охвачен был брат Жан, созерцательность отца Конека, а временами мистические
порывы отца Микаэлиса. Но ужас был мне чужд. Как и все прочие страсти,
вызывающие смятение души, он не мог пересечь Барьер, уподобляясь в этом
материальным предметам.
...ты должен искать Меня за завесой невежества и сомнения, ибо я
повсюду, если ты хочешь узреть Меня...
Здесь, в Соборе, все было немного иначе, но я лишь дважды нес здесь
службу. Люди приходили в место, предназначенное для них Церковью, в поисках
того, что мы имели в достатке, - покоя. Они проходили сквозь Барьер,
обремененные своими заботами и печалями, а выходили спокойные, примиренные
со Вселенной. Я познавал их беспокойство, сочувствовал ему и радовался,
когда мог их утешить.
Но на сей раз я знал, что чувства, которые я принимаю в контрольном
зале, лишь бледное и неполное отражение истинных. Ужас девушки создавал
вокруг нее специфическую ауру. Он тронул меня своими холодными перстами,
прыгнул с экрана в мои глаза, а из перчаток - в мои пальцы...
Я взглянул на часы - время уже пришло, - вытянул руку, нажал
выключатель и установил ручку. Распыление должно было произойти мгновенно.
Если бы Аббат узнал...
Туман внизу начал исчезать, он уплывал полосами, и из черной глубины
пространства вынырнуло затуманенное лицо. Верующие дополняли его черты
сообразно собственным желаниям, и я знал об этом. Мне случалось бывать внизу
во время наших служб, там я видел, чувствовал и слышал то же, что они...
...ибо Я покой, где Я - там покой, а там, где покой, вы обрящете
Меня...
Я вновь устремил взгляд на экран, точнее на девушку. Она по-прежнему
стояла там, возле Барьера, и я видел, что девушка красива, так же хорошо,
как то, что она в ужасе. У меня мелькнула мысль, не искушение ли это, но
только мелькнула. Достаточно было того, что мне исполнилось двадцать лет, а
она была красива и испугана.
Девушка не подходила к людям, собравшимся там, внизу. Это место
посещали плебеи и невольники, порой крестьяне, приведенные в Столицу Империи
какой-то надобностью. Собор называли Собором Невольников. Я видел их часто,
одетых убого или богато, в зависимости от состоятельности их хозяина, но у
всех были ошейники из имитации металла: золота, серебра, железа...
Девушка явно принадлежала к аристократам. У нее были мягкие правильные
черты лица, и стояла она выпрямившись, стройная и гордая. Ее кожа не знала
ни долгих часов под палящим солнцем, ни медленного воздействия пыли, что
несет смерть обитателям жалких каморок. Ее спина никогда не сгибалась, чтобы
обработать твердую землю, да и одежда была богатой. Шелковистый плащ
пронизывали металлические нити, юбка мягкими складками покрывала длинные
стройные ноги.
...в это место, созданное для того, чтобы вы поняли правду, не может
вторгнуться ничто, не принимающее Меня и Моего даяния людям...
Девушка дышала с трудом. Одна ее ладонь сжалась в кулак, другую она
прижимала к груди, словно хотела успокоить трепещущее в ней сердце. Она
оглянулась на Барьер, потом медленно вздохнула.
...ибо это святилище, в которое могут войти лишь любящие покой, а зло
никогда не переступит его порог... Я переключился на наружный экран. Перед
Барьером стояли четверо мужчин и смотрели на длинную лестницу, ведущую к
Собору, на золотистую паутину входа. Одеты они были одинаково, но я не мог
узнать их мундиры. В царстве цвета они были одеты в черное. Это не были
члены Союза Космонавтов - у тех черные мундиры пересекали серебряные пояса.
Не походили Далее для ознакомления
