Игорь Гергенрёдер
Гримаска под пиковую точку
Рассказ
Река, травянистый берег, сверкание плёса под солнцем - "созерцание
быстротекущей воды и буйных трав крайне полезно, особенно для печени", -
плывущий человек, и внезапное ощущение окрашенности звуков: грохот
реактивного самолёта ослепительно пунцовый - "пунцовый цвет, как никакой
другой, способствует игре чувств и неге", - вторая цитата из прочитанной
когда-то фантастической повести о профессоре-чародее, и недоуменный смех -
почему вдруг вспомнилась эта повесть? и чувство неотразимого очарования и
красоты собственного тела. "Женщина вашего типа в тридцать первое лето жизни
достигает такого великолепия, что должна принуждаться к ношению строгих
покровов, ибо один её вид способен лишить рассудка не токмо повесу, но и
обременённого семейством почтенного горожанина", - третья цитата из
бесшабашно-ироничной повести, и пронизывающий тело солнечный жар, влажность
и как бы дрожь примятых стеблей, ощущаемая кожей страстность, с какой они
тянутся расти и плодоносить, а пловец между тем приближается - жёлтые
всплески рук на розовом фоне замирающего грохота.
- Вы позволите причалить в вашей бухте?
- Увы, не могу предложить бухту, и бережок, сами видите, как дамба.
- Фу, какое индустриальное словечко! Совсем не подходит к этому
элегическому уголку. Не понимаю, как можно возлежать у подножия вековых
вязов, среди таких роскошных зарослей, и держать в памяти дамбы или, скажем,
эстакады...
Должно быть, он тоже всё видит ярко-пунцовым, во всяком случае, игры
чувств в его голосе достаточно; под его взглядом она осязает вызывающую
урезанность своих купальных доспехов.
- Вы нимфа реки или этих райских кущ?
Высокая спортивная фигура, и над сильными плечами - непропорционально
маленькая голова, облепленная мокрыми светлыми прядками, как тиной.
Выбираясь на берег, он повернулся в профиль, и она увидела срезанный затылок
на одной прямой с шеей. "Удавчик", - слово, соединившееся с представлением о
гладкости этой матовой кожи, явно знакомой с кремами. Он гибко прилёг на
траву, не совсем подле - извольте, я не назойлив, - воспитанный мужчина,
олицетворение ухоженности, из-за чего весьма затруднительно определить
возраст: под сорок или под пятьдесят?
- Вода сегодня не касалась ваших пышных волос, значит, вы нимфа лесная.
- Точно. Насколько вы могли заметить, у меня отсутствует чешуя.
Смех у него довольно приятный, а нос кривоват, и эти белёсые бровки...
- А вы зря так по-городски беспечно подставляете себя солнцу. Оно
коварно. Можно покрыться и чешуёй, с непривычки.
Нотки превосходства. А сколько достоинства в позе - отдыхающий Персей.
Надо встать и взглянуть на него сверху вниз. Откуда приплыл, тщательно
выбритый викинг? Наверняка считает себя превосходным пловцом. С непривычки,
говоришь... Она поворачивается к нему спиной, делает шаг к обрыву, ощущая
спиной взгляд, каким он охватывает её рослую, с округлыми бёдрами фигуру -
излюбленное украшение фламандских чувственных полотен. Прикосновение воды
подобно острому толчку - восторг и сладостный зуд в каждой мышце, и страсть,
с какой по-сумасшедшему разбрызгиваешь воду, подминаешь её, ударами ног
легко посылая тело вперёд, дальше, дальше - жаль, река узковата; ах, как
благоуханна, нетронута береговая поросль!.. Такого лета что-то не
припомнится.
* * *
Зато сколько последних лет смазалось в жутковатую полоску тусклости...
В голове покрикивают зловещие голоски бесенят и сливаются с неуместным
тарахтением моторки... не уходи, пожалуйста, восхищающее впечатление
идиллии! Не оглядываясь, плыть, плыть по середине реки - замри, мотор!.. И
замер где-то у берега, запоздало накатившая волна плавно покачнула,
разгладилась... я плыву в елее твоего созерцания, и вода - не слёзы более...
Опять моторка - теперь уже не с тарахтением, с завыванием настигающая.
- Отменно держитесь на воде! Вы изумительно пластичны.
Персей свешивается с кормы; матовые плечи и голубой бортик лодки,
сверкание плёса под солнцем, нестерпимое для глаза, а волна завораживающе
приподнимает, укачивает.
- Чтобы вам не пачкать ноги тиной, пожалуйте к нам - доставим вас к
причалу. Ваши вещи я прихватил.
Наглость, заслуживающая оплеухи.
- Верните-ка!
- И вы возложите их на ваши роскошные волосы и поплывёте - нимфа с
узлом на голове.
Она ухватилась за бортик, рывком выбросила тело из воды, потянулась
рукой к свёрнутому платью на скамье - он приподнял её, и она очутилась в
лодке: взвыл мотор, крен, от неожиданности она неуклюже валится набок.
Сконфуженность вместо ярости, и его обезоруживающая улыбка, и
резко-повелительное, с мгновенно ожесточившимся лицом:
- Лежать! Не двигаться!
Еле подавленный взвизг. И вдруг он хохочет - где тут самой удержаться
от смеха...
- Приготовились к худшему - признайтесь? Попасть в объятия пирата...
Увы, приключение кончается - причал.
Открывшийся за поворотом луг со стогами, люди возле опрокинутой лодки,
настил на воде и великолепный сенбернар на настиле - белоснежная грудь,
светло-коричневый с шоколадным бок и белая лепёха вокруг глаза... она не
может оторвать взгляда от собаки, пока человек у штурвала выруливает к
причалу, толчок, и вдруг она замечает: сенбернаром она любуется вместе с
Персеем, плечом к плечу.
- Ажан, это наша гостья.
Огромный пёс со щенячьи глупым выражением на морде уморительно тяжко
подскакивает - она вся вздрагивает от хохота, разметавшиеся волосы застилают
глаза.
- Какой ты милаха, Ажан! Эта наивная морда! Эта лепёшка!..
Восхитительно!
- Не правда ли, классический окрас? Истый представитель своей породы.
Под руку с ним она ступает на причал.
- Бесподобный окрас! Я бы его написала... вместе с его отражением в
воде... да, обязательно с отражением!
- Так вы художница? О-оо... Я бываю на выставках - фамилию нельзя
узнать?
Выражение тонкой иронии на лице викинга, и спешащие к ним люди, и
услужливо-негромкое из моторки:
- Далмат Олегович, так я за рыбой?
И властно, без поворота головы, брошенное:
- Да!
И повторённое подбежавшими его имя, отчество, а пёс вдруг тыкается
влажным носом в её колено, и она сквозь смех выговаривает:
- Щастная.
- Частная?
- Не Частная и не Счастная, а - а щи! - Щастная, прошу не путать... -
они оба хохочут, его рука легонько придерживает её локоть, подбежавшие -
двое парней и пожилой симпатичный дядька - восхищённо смотрят на неё, а
Ажан, вдруг взбрыкнувшись, боком валится на её бедро: она едва удерживается
на ногах, подхваченная Далматом Олеговичем.
- Вы не казачка?
- Донская.
- А я - кубанский! Моя фамилия - Касопов. На Кубани стоит маленькое
старинное селение Касопы. Искажённое слово "касоги". Так звались древние
предки казаков. Не верьте, что мы произошли от беглых расейских холопов.
- Ну, если вы настаиваете...
- Я настаиваю, - он шутливо нахмурился, - чтобы вы назвали ваше имя.
- Разочарую вас. Ничего касожского в нём нет. Алина Власовна,
всего-навсего.
Всего-навсего? Алина - поэтичное имя, простота и плавность, чуток
меланхолии, а Влас - это от Велеса, языческого бога: наверняка обитает в
здешних местах, притворяясь, скажем, пастухом, а его русалки выдают себя за
заезжих художниц - кстати, маринисток или пейзажисток? Ах, всего
помаленьку!.. И чем же она пишет - маслом? А-а, предпочитает акварель! И
пастель тоже? Интересно... Нет-нет, он не художник, но чувствует призвание
мецената. Кто по роду занятий? Распорядитель, так сказать. Шутка. Он -
начальник строительства местной АЭС, всего-навсего. "Вон почему, -
подумалось ей, - эти угождающие люди..."
Она откуда - из Ростова? Новочеркасска? Волгодонска?.. Из Табунского?
Зачем морочить ему голову: Табунский
Далее для ознакомления