БИБЛИОТЕКА ПРИКЛЮЧЕНИЙ И НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ
МОСКВА - 1985
ЛЕВ КВИН
Ржавый капкан на зеленом поле
Роман
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Рисунки И. Ушакова
Квин Л. И.
К32 Ржавый капкан на зеленом поле: Роман Рис. И. Ушакова. - Изд. 2-е. -
М.: Дет. лит., 1985. - 304 с., ил. - (Б-ка приключений и научной
фантастики).
Роман о мужестве и стойкости советских людей, оказавшихся во время
зарубежной поездки в смертельно опасной ловушке и с честью вышедших из этой
сложной ситуации. В книге освещена тема современной идеологической борьбы на
международной арене.
Все события и персонажи этого романа являются
исключительно плодом моей фантазии, и любые возможные
совпадения с реальностью, даже в частностях, могут носить
лишь случайный характер.
Автор
[Image001]
ТУГИЕ СТРУЙКИ
ледяными иголочками ударили по разгоряченному телу. Перехватило дух - и
сразу же наступило желанное облегчение. Но я знал, что это ненадолго. Жара в
Вене стояла страшная - газеты писали, раз в пятьдесят лет случается такое.
Спастись нельзя было даже в прославленных вальсами Иоганна Штрауса окрестных
гористых лесах, куда мы ездили днем вместе с Ингой. А здесь, в центре
города, серые каменные здания, которые с утра до позднего вечера обжигало
яростное солнце, прогревались до такой степени, что даже стены квартиры в
глубине дома излучали тепло.
Я выключил душ. Но стоило только чуть приотворить дверь, как сюда, в
сырую прохладу ванной, словно дунул знойный сирокко.
В коридоре, у входа на лестничную площадку, Инга разговаривала по
неудобному, с нелепыми блестящими металлическими кругляшками, больше
похожему на медицинский инструмент телефону - подделка под первые говорящие
аппараты Эдисона. Рядом на стене, как в доброй конюшне, висел самый
настоящий хомут, служивший оправой для зеркала. Под ним, на низком столике с
инкрустацией из слоновой кости громоздился тяжеленный чугунный, черный от
въевшейся копоти утюг.
Ничего не поделаешь, дань моде! Старые облезлые хомуты, духовые утюги,
даже огромные деревянные колеса со ржавыми ободами продавались в шикарных
магазинах по баснословным ценам. Конечно же, Инга не упустила случая
подтрунить:
- Вот видишь, к чему приводит пренебрежение к моде, отец. Будь ты
чуть-чуть посовременнее, мы с тобой, перед тем как поехать сюда, собрали бы
по деревням целую гору этого шик-модерна - и в контейнер. Не пришлось бы
теперь экономить каждый шиллинг.
Насчет экономии это было явно несправедливо. Денег нам обменяли на
поездку не так уж мало, во всяком случае куда больше, чем обычным туристам в
группах. И все-таки Инга, совершившая в первый же день приезда большой
марафон по венским магазинам, сокрушенно вздыхала:
- Остается только облизнуться!
И запела восторженную песню о потрясных джинсах с какими-то особыми
медными пуговицами, потрясных дамских холщовых сумках наподобие пастушьих
торб, потрясных туфлях из белесой джинсовой ткани и об еще более потрясных
ценах на всю эту неописуемую "роскошь".
Дома, перед отъездом, я провел с дочерью профилактическую беседу, и она
согласно кивала головой в ответ на мои глубоко аргументированные наставления
особо не увлекаться в Австрии барахлом. Потому что, во-первых, это неэтично,
во-вторых, неприлично, в-третьих, у нас просто не будет для этого достаточно
денег. Но, очевидно, витринные соблазны оказались сильнее моих отеческих
назиданий. И я, вздохнув тайком, приготовился к - увы! - неизбежной тяжелой
борьбе с архиджинсами из архимодных магазинов на Грабене.
И вдруг!..
Нет, все-таки не зря утверждают некоторые философы, что из всего
окружающего нас мира мы хуже всего знаем самих себя и своих близких! Правда,
насчет самих себя я с ним не вполне согласен, тут у этих философов явный
полемический перегиб. Но что касается наших близких...
Взять хотя бы ту же Ингу, мою собственную дочь.
После гибели Веры в автомобильной катастрофе она, годовалая, осталась
на моем попечении. Я заменял ей и мать, и бабушку, и тетей, и дядей:
проклятая война сожрала всех наших родных - и моих, и Веры. Уж я ли не знал
Ингу! И тем не менее попадал впросак бесчисленное количество раз.
Маленькой ее невозможно было отличить от мальчишки. Коротко стриженные
вихры, изодранные штанишки - никаких юбок она не признавала, - ссадины на
коленях, синяки на скулах - следы уличных драк. И вдруг неожиданный крутой
поворот, сразу, без всяких переходных нюансов: Инга надевает платье, Инга
отпускает косы; визгливая и крикливая, она начинает говорить тихим
мелодичным голосом. Даже походка у нее преображается, становится спокойной и
плавной, почти величавой, словно у принцессы или балерины.
В доме у нас никогда не переводились собаки, кошки, ежи, белые мыши,
черепахи. Даже какое-то время обитала в большой стеклянной банке
змея-медянка, оказавшаяся впоследствии самой настоящей гадюкой, правда от
старости, вероятно, вполне мирного нрава.
Все было ясно: Инга шагает прямой дорогой в биологи. Но опять
неожиданный вираж - в восьмом классе. Ежи и черепахи перекочевывают в
школьный живой уголок, а их место занимают всевозможные хитросплетения
проволочек и прямоугольных кусочков пластмассы. Инга становится
радиолюбителем, основательно и всерьез.
Восьмой класс, девятый, десятый... Что же дальше? У Инги никаких
колебаний: она поступает в радиотехнический институт. Уже поданы все
документы, уже вступительные экзамены на носу.
И снова сюрприз. В самый последний момент, без моего ведома, Инга взяла
документы из радиотехнического и "перебросила" в педагогический, на иняз...
Ошибся я и теперь, когда решил, что наши небогатые запасы валюты
находятся под угрозой. Джинсовая лихорадка не продолжалась и суток. Инга
сходила с Эллен в бывший кайзеровский дворец на бульваре Ринг и увлеклась...
историей династии Габсбургов.
Два дня подряд, с утра до вечера, бегала она по их бывшим дворцам, а
ныне музеям. А затем на вполне сносном немецком, более чем приличном для
второкурсницы иняза, изводила своими бесконечными расспросами моих
австрийских приятелей - Вальтера и Эллен. Вальтеру, естественно, доставалось
больше: как-никак профессор-историк, хотя и специализировавшийся главным
образом на историографии - науке, изучающей не столько само прошлое, сколько
развитие знаний о нем.
На третий день после нашего приезда рано утром Вальтер перевез меня с
Ингой на новенькой спортивной "шкоде", которой он очень гордился, сюда, в
квартиру своего сослуживца; тот очень кстати отправился со всей семьей на
летний отдых в горы, разрешив Вальтеру поселить нас у себя.
Квартира была шикарной: в самом центре, четыре комнаты, все окна
выходят во двор, так что одуряющий городской шум сюда не проникает. Но Инга
почувствовала себя задетой и принялась злословить:
- Это он специально, чтобы от меня отделаться. Что у него ни спросишь -
"точно не помню, посмотри энциклопедию"!
- Ну и что?
- Я же его компрометирую, неужели не понятно? Все-таки профессор.
Пришлось ее разочаровать; она явно преувеличивала значение своей
персоны. Прошлый раз, несколько лет назад, когда я приезжал в Вену один,
Вальтер тоже, как и теперь, устроил меня в пустующей квартире своего
знакомого. Не очень-то привычно: у нас гостей принято поселять у себя.
Поначалу даже кажется обидным. Но потом сам приходишь к выводу: так удобно и
рационально. Образ жизни Вальтера, как у большинства венцев, не совпадает с
нашим.
Если даже Вальтер втайне и лелеял надежду отделаться от настырной Инги,
то его расчеты никоим образом не оправдались. Ведь в ее распоряжении
оставался телефон.
Далее для ознакомления
