Клод ДЕ ЛЯ ФЕР
Авторизованный перевод с французского В. Куклина. OCR:A_Ch
ТАЙНА ЗАМКА АЛАМАНТИ
Анонс
"...Граф отпустил мою руку - и в этой тьме словно пропал. Я больше не
чувствовала ни дыхания его, ни присутствия, не видела ничего, кроме темного
и разом сократившегося пространства, в котором жили лишь мой собственный
страх да густая липкость стен. О потные камни мне приходилось касаться,
чтобы не потерять себя в пространстве и не упасть... И я сделала шаг вперед
и вниз. Первая ступень..."
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой крестьянская девочка София спасается от смерти, впервые в жизни
поражает страшного врага и спасает слабое существо
1
1601 год от Рождества Христова. Ночную вазу я захотела иметь золотую.
Ушло на нее добрых полтораста испанских дублонов, да еще чеканщик присвоил с
полсотни, не считая работы. Но штучка получилась презабавная: шестнадцать
фавнов бесцельно домогаются у шестнадцати нимф, и лишь семнадцатый,
прижавшись лицом к прекрасному, как лунный свет, лону, вот-вот получит
доступ к тому курчавому островку, что лишь намечен между правой скулой и
шеей фавна.
Я приказала прорезать в графском троне дыру и сунуть вазу туда. А чтобы
сплетницы нашего прихода выдумывали злословий побольше и тратили время на
баснеописательство моих причуд, я приставила к графскому трону двух
мордастых великанов, велев им сторожить вазу так, словно это трон самого
французского короля.
Но тут тело мое покрылось прыщами, засвербело. Пришлось повелеть слугам
прорезать в моем платье потайные дыры, дабы на людях могла я скрести себя
ногтями <Судя по всему, графиня к старости заболела диабетом - болезнью
склонных к неумеренности во всем людей. (Здесь и далее примеч.
переводчика.)>. Но подобные телодвижения отвлекают внимание собеседников - я
это заметила. Потому решила использовать вместо ногтей специальный скребок.
Точнее сказать, присоветовал его изготовить мой личный врач - мавр,
выкупленный мною когда-то у испанского гранда и с тех пор не раз приходивший
мне на помощь в трудную минуту. Старик - лукавец преотменный, лгун и
шарлатан, как и все представители его мерзкопахнущего ремесла. Глупые советы
его мне нравится преображать силой ума и с помощью моего богатства.
Взять хотя бы этот самый скребок. Мысль о нем родилась, когда я
рассказала мавру, как во время беседы с маркизом Д-Эбрюльи я черканула себя
рукой по шее - и расцарапалась до крови. Лекарь предложил в качестве
лечебного средства либо подстричь ногти, либо завести скребок.
Сказано - сделано. Неделю спустя великолепной слоновой кости скребок
лежал передо мной на бархатной подушке, переливаясь огнями вправленных в
рукоятку самоцветов и сияя холодным светом торчащего из торца ручки
бриллианта.
Кабы десятую долю стоимости этого бриллианта дал мне Господь лет сорок
тому назад, разве бы познала я горечь и печаль стольких своих приключений,
смогла бы, не страшась чужого слова, взгляда, познать любовь и ласку
стольких бесстрашных кавалеров и знойных красавцев, что дни и ночи лили за
меня кровь, глотали дорожную пыль, натягивали паруса удачи на пиратских
кораблях, а потом до самой смерти кровили веслами ладони на королевских
галерах? Ибо жизнь моя не похожа ни на одну из тех убогих судеб, что влачат
окружающие меня бароны и графы, живущие лишь милостью моей, но никак уже ни
улыбкой и ни любовью...
А было время... Ах, было время, когда от одного дыхания моего
подкашивались ноги мужчин, вступавших в одиночку в схватки с целыми
легионами. А глаза их!.. Глаза горели судорожным огнем, какой я впервые
увидела в зрачках не человека даже, а у голодной волчицы, стоящей на страже
у своего логова...
2
Было это так давно, что даже разговор о камзолах, что носили в ту пору
благородные сеньоры, прозвучал бы сказкой. Мужская красота почиталась не по
их раскормленным и сонным рожам, покрытым волосами так, что видны одни глаза
и нос, а по стройности обтянутых дорогими чулками ног и по размеру гульфика.
И разговоры женские вертелись вокруг подобных тем. Добры старые времена
герцога Алехандро Савойского, правившего нами тихо и безмятежно всю свою
скучную, как пресная лепешка, жизнь...
Было мне лет двенадцать, когда я словно проснулась от нашей деревенской
спячки и едва ли не в один день выросла над всеми окружающими людьми. То
есть в году это случилось не то 1559, не то 1560 от Рождества Христова.
Матушка моя, попав в опалу от господина нашего, графа Аламанти еще в
пору мою внутриутробную, то есть когда я и на свет не появилась, была
отправлена в дальнюю деревеньку Гамбор, расположенную в густом лесу ленных
графских владений. Там я и росла...
До тех пор, пока не явился к матушке графский мажордом и не потребовал,
чтобы я отправилась в замок.
- Зачем? - испугалась матушка.
- Служить синьору.
Честь великая, а матушка расплакалась.
- Ты, Илона, не плачь, - сказал ей старый мажордом. - Граф соплячек не
трогает. Он баб опытных предпочитает. Пусть даже не знатных, лишь бы умелых.
Он сейчас с Лючией живет... - и подмигнул. - С той самой.. Будет твоя Софка
за скотиной да за птицей хозяйской ухаживать, в грязи жить. К свиньям
поставлю - и простой крестьянин не захочет под подол к ней лезть, не то что
граф. Слово даю.
И рассмеялся противным, похрюкивающим смехом.
Из деревеньки мы ушли с ним в ночь через лес. Но я не боялась ни
живущих там троллей, ни гоблинов, ни других злых существ окружавшего нашу
деревеньку мира. Я любила этот лес, выросла рядом с ним, знала все тропки,
ведущие в сторону нашей деревеньки. Помню, всю дорогу смеялась над страхом
мажордома, озирающегося и вздрагивавшего от каждого шороха.
Однажды нарочно наступила на сухую ветку - та хрустнула громко, как
выстрел из мушкета. Старик-мажордом упал лицом в траву, прикрыл лысину
руками, принялся молить Господа спасти и сохранить нас от нечистой силы.
А я смотрела на его толстый зад, лоснящийся даже при свете звезд, и
едва сдерживала рвущийся из груди смех. Почему-то подумала тогда, что вот
родится у меня дочь, назову ее Анжеликой - и будет она смелей всех этих
пузатых полулюдей-полусвиней, утверждающих, что спасут меня от графа. И
счастливей, конечно...
Надо же... Столько лет прошло, а я помню данную себе клятву. Хотя
дочери так до сих и не родила, появлялись на свет одни сыновья. Судьба,
стало быть...
За смех тот мажордом обиделся - и потому сразу же по приходу в замок
велел мне выгнать свиней на луг. Поесть не дал, сунул лишь кусок черного
ячменного хлеба в руку, сказал:
- Это - тебе на весь день. Не увлекайся. Ешь понемногу, так, чтобы до
вечера хватило.
С тем я и ушла во главе своего черно-белого и розового отряда
похрюкивающих и повизгивающих бифштексов и отбивных в сторону поляны у стен
высокого серого замка. Предстояло мне провести целый день рядом со рвом, в
котором свиньи не купались, ибо было там глубоко и от запаха застоявшейся
воды муторно. Зато травка была хорошей, самый для скотины корм, и полно ям
под старыми пнями, где можно было им почесаться, поискать жирных белых
хрущей и похрюкать...
Мужа матери - Сильвио, которого мне полагалось звать отцом, я сейчас не
вспомню. Годом раньше поехал он с зерном в город, да спьяну и завербовался в
войско герцога, собравшегося воевать то ли Парму, то ли Геную, то ли саму
Францию, да так войны и не объявившего. Прислал Сильвио матушке какие-то
медные деньги в качестве отступных да присовокупил к ним большой серебряный
талер - на помин собственной души, коли погибнет на войне. Графу же велел
передать, что довольно кормил-поил его дитя, пусть синьор сам теперь
заботится о выродке - то есть обо мне.
Оно и правильно, была я Сильвио не кровной дочерью... В час свадьбы его
с моей матушкой граф был пьян Далее для ознакомления
