Евгений Петрович Федоровский
Минуты войны
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Проект "Военная литература": militera.lib.ru
Издание: Приложение к журналу "Сельская молодежь". Библиотека
приключений в пяти томах. Т. 1. М., "Мол. гвардия", 1966.
OCR, правка: Андрей Мятишкин ([email protected])
{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
Приложение к журналу "Сельская молодежь". Библиотека приключений в пяти
томах. Т. 1. М., "Мол. гвардия", 1966. 496 с. Тираж 165 000 экз.
ФЕДОРОВСКИЙ ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ родился в 1933 году в Алтайском крае. С
1959 года он работает специальным корреспондентом журнала "Вокруг света".
Много ездит по стране.
Очерки и рассказы Е. Федоровского читатель может встретить на страницах
журналов "Искатель", "Смена", "Молодая гвардия", "Сельская молодежь".
Перу Е. Федоровского принадлежит документальная повесть "Секреты рыбьих
стай", в которой он рассказывает о путешествии на научно-исследовательской
подводной лодке "Северянка". О путешествии по 60-му меридиану от Ледовитого
океана до иранской границы рассказывается в книге "Беспокойная прямая",
написанной Федоровским в соавторстве с А. Ефремовым и изданной в 1962 году
издательством "Молодая гвардия". Следующая книга этих же авторов "Сто дорог,
сто друзей", выпущенная в 1963 году, повествует об их путешествии по
Дальнему Востоку.
Минуты войны
В основу этого рассказа положено событие, происшедшее в феврале 1945
года в Восточной Пруссии с командиром штурмового полка П. В. Кондратьевым.
Ветер дул с моря. Он и принес тучи, кружил снежинки, скатывал во
влажные хлопья и опускал в слякоть. Никто точно не знал, почему снег, всегда
белый и чистый, сегодня был серым.
Французы-северяне из полка "Нормандия" предполагали, что снег стал
серым от тепла, от наступающей весны, а южане кивали на сумеречное
Балтийское море, совсем не похожее на яркое небо Буш-дю-Рона или Корсики.
Только Званцов, подставив ладонь снежинкам, подумал, что снег посерел
от копоти войны, от множества пожаров, занявшихся над Восточной Пруссией.
Может, протащилась над полем боя туча и, отяжелев в дыму, накрыла аэродром,
ободранные осколками сосны, мокрые маскировочные сети, растянутые над
самолетами.
Но он, впрочем, не знал, что об этом говорят французы, которых с его
полком на несколько дней свела вместе война.
Неделю шла битва за Кенигсберг. Неделю полк не выходил из боев. Часов с
пяти утра к далекому грохоту пушек прибавлялась трескотня прогреваемых
моторов. Злые, невыспавшиеся летчики подставляли головы под кран цистерны и
шли в землянку-столовую.
Завтрак подавала Зина - женщина с коричневым лицом, раскосыми глазами и
глубокими морщинами вокруг рта. Ее звали "мамой Зиной". Она, как и
заведующий летной столовой старшина Шумак, числилась в составе БАО -
батальона аэродромного обслуживания. Этот батальон вот уже год кочевал
вместе с летным полком. Летчики сдружились и с мамой Зиной и с Шумаком, и
знали о них то, что мама Зина всегда ругала Шумана.
С декабря на завтрак, обед и ужин мама Зина подавала к тушенке
неизменный макаронный гарнир. У макарон не было ни вкуса, ни запаха. От них
во рту становилось пресно и сухо, как от резины. Летчики даже поверье такое
придумали - не повезет, если первым пройдешь мимо склада, откуда Шумак еще
задолго до рассвета выносил картонные коробки макарон с напечатанной
русскими буквами надписью: "Геройскому народу Советского Союза от
Соединенных Штатов".
Французы стояли на другом конце летного поля, километрах в двух от
полка Званцова. Их тоже кормили макаронами. Но они весело вытягивали из
бачков клейкие дудочки, наматывали на вилки и макали в жирный соус. Они и на
своей далекой родине ели макароны и не скучали о картошке, как русские
ребята.
В кухне мама Зина свистящим шепотом наступала на Шумака:
- Жрет фашист картошку, тебе говорю!
- Нету картошки, ведьма ты рогатая, - мрачно отбивался Шумак.
У мамы Зины муж умер давно, до коллективизации. Было четверо сыновей.
Погибли все. Мама Зина не плакала. У нее сердце, наверное, окаменело давно.
Встретив Званцова, сказала только: "Пал смертью храбрых". Это о первом.
Потом так же сказала о втором, о третьем. А о четвертом уже ничего не
сказала - лишь крепко поджала губы.
"Может, поженятся", - думал Званцов, улавливая гневный шепот мамы Зины
и Шумака.
Ему почему-то хотелось, чтобы они поженились. Когда-нибудь ведь
кончится война! Званцов даже представил, как сидят все летчики за простым
солдатским столом, пьют водку, кричат "горько!", как смущенная и
помолодевшая мама Зина целует в черную щетину старшину Шумака. Только улыбку
ее не мог представить Званцов - никогда он не видел, как улыбается мама
Зина.
...Ох, и трудна должность командира полка! И хозяйственных и боевых
забот прорва. Но странное дело, чем дольше командовал полком Званцов, тем
все чаще открывал в себе новые качества - он меньше ругался, больше молчал и
думал.
Званцов был худ. С тонким носом горбинкой, тонкими губами и двумя
морщинами поперек лба, которые придавали лицу вид хмурый, даже злой.
Он думал сейчас об интендантах БАО. Им, конечно, удобно - макароны не
гниют, легки для перевозки, калорий много, а ребятам надо бы сейчас
картошки - нашенской, в мундире... Сумеешь ли ты, мама Зина, пронять Шумака?
В землянку вошел инженер полка Глыбин в брезентовой длиннополой куртке,
какие обычно носили техники, в старых валенках, грязных от масла. Легким
шлепком по плечу он поднял со скамейки командира звена Канарева, вытер
шапкой потемневший от пота белый чуб.
- Зарезали нас без запчастей. На тройке ресурс кончился. На шестом вот
он, - Глыбин кивнул на Канарева, - разворотил весь маслоотстойник. Тоже
придется менять...
- Ха! "Он разворотил", - передразнил Глыбина Канарев. - Вы думаете, мы
только и мечтаем, чтобы себя под пули подставлять?
- Мог бы и знать, с запчастями туго, поберегся бы, - серьезно
проговорил Глыбин.
Званцов с трудом спрятал улыбку. В полку старик инженер давал столько
пищи для анекдотов, что если бы Глыбин вдруг исчез, жизнь стала бы совсем
горькой.
- Значит, двух машин на сегодня нет? - спросил Званцов.
Красные, как у окуня, глаза Глыбина убежали под седые брови, скрипнула
скамейка.
- Да как сказать?.. Кое-как подделали. Сегодня, может, и слетают, а
завтра хоть под нож лягу, а не выпущу в полет.
- Ну и на том спасибо, Иван Сергеевич. Глыбин ушел.
Канарев сел на свое место, ткнул вилкой в макаронину. И тут заметил,
что мама Зина подала ему вилку трофейную - из нержавеющей стали, с ножом и
свастикой.
- Мама Зина, сколько вас предупреждать?! - закричал он.
Мама Зина молча забрала вилку и положила другую - с деревянной ручкой и
сломанным зубом.
В узкой амбразуре окна замаячила подпрыгивающая фигура Глыбина. Инженер
кому-то кричал, стараясь пересилить грохот моторов.
Вот так начиналось каждое утро. Моторесурс на тройке кончился давно, и
много других самолетов надо отправлять на капитальный ремонт, и запасных
частей Глыбин совсем не получает. Но машины летают. Машины в строю. Есть
такой вот Иван Сергеевич Глыбин и десятки других "Иван Сергеевичей", без
сна, под непрерывными бомбежками, на жидковатом "технарском" пайке делающих
все, чтобы машины летали.
После завтрака летчики выстроились на стоянке.
- Ну, братцы-кролики, такие будут дела... - Званцов оглядел смолкнувших
летчиков. - Сегодня нас прикроют, наконец, истребители. А мы снова полетим к
переправе. (Кто-то разочарованно просвистел.) Действовать будем
поэскадрильно, с интервалами в пять минут. Атаковать по ведущему.
Напряжение... - Званцов хмуро оглядел изнуренные лица пилотов еще раз. -
Напряжение - пока не разобьем переправу!
- Разрешите вопрос, - выступил Далее для ознакомления
