Олег Игоревич Дивов
Мы идём на Кюрасао
Петр Тизенгаузен, молодой дворянин из мелкопоместных, был с придурью.
Еще в детстве его одолевали всякие идеи: то затеет вертеть дырку до
центра земли и обрушит летний нужник; то возьмется изучать самозарождение
мышей в грязном белье и увидит слишком много интересного; то задумается,
чего люди не летают, и после ковыляет с ногой в лубках. Когда Петр наконец
вырос и озаботился вопросами попроще, а именно, почто у девок сиськи, и как
от вина шумит в голове, родители юного Тизенгаузена заметно воспряли духом.
Но годам к восемнадцати, когда все ему стало окончательно ясно,
понятно, доступно, а от этого как-то пресно, Петру нечто особенное вступило
в голову.
От скуки Тизенгаузены держали парусную шнягу, на которой в ясную погоду
гуляли по Волге-матушке под гармошку и самовар с баранками. Шняга была
верткая, легкая, быстрая, не боялась волны, прелесть суденышко. На ней даже
стояла пушчонка для потешной стрельбы, из разряда тех, которые пищалью
назвать уже нельзя, а орудием еще совестно.
И вот на эту шнягу Петр Тизенгаузен вдруг зачастил.
Экипаж шняги состоял из шестерых мохнорылых обормотов под командой
отставного матроса деда Шугая. Тот Шугай, даром что дед, носил флотскую
косичку, в ухе серьгу и за поясом нож. Еще он был знаменит аж на другом
берегу Волги-матушки невероятным своим сквернословием и ловкостью в работе
со всякой снастью. Рассказы деда Шугая о дальних походах и истоплении
басурман тянулись часами, ибо на одно русское слово у него приходилось
три-четыре морских. Но если слушать внимательно, то можно было узнать вещи
поразительные - например что у китаянок дырка поперек.
Главное, со шнягой дед управлялся отменно. Не было случая, чтоб его
мохнорылый экипаж черпнул бортом воду, навалился на другое судно или,
скажем, пропил с похмелья якорь - что на Волге-матушке испокон веку
считалось в порядке вещей.
Приняв командование и понизив деда Шугая до боцмана, каковое понижение
было компенсировано дополнительной чаркой водки в день, Петр Тизенгаузен
развил на шняге кипучую деятельность. Во-первых, он перекрестил ее из
"Ласточки" в "Чайку". Во-вторых, заставил матросов основательно подновить
судно и заново покрасить. В-третьих, оснастил "Чайку" рындой. И принялся на
шняге по Волге-матушке разнообразно вышивать. И в вёдро, и в дождь, и при
любом ветре "Чайка" сновала туда-сюда, оглашая великую русскую реку
чудовищной руганью и вытворяя такие эволюции, что соседи Тизенгаузенов
крутили пальцем у виска.
- Эх, и угораздило же меня с моим талантом родиться в России! -
возмущался Петр, когда ветер стихал, и команда садилась на весла. - Что
скажете, пиратские морды?!
- Ё! - дружно орали пиратские морды.
Экипаж шняги, надо сказать, разросся уже до дюжины мохнорылых, и морды
у них вправду были довольно пиратские. Петр Тизенгаузен самолично отбирал на
борт мужиков, из-за чего даже имел серьезный разговор с папенькой.
- Как один острожники! - возмущался папенька. - Зарежут! Сожрут!
- А у меня пистолеты, - отвечал Петр.
Со временем эволюции шняги стали приобретать угрожающий оттенок:
"Чайка" шныряла в опасной близости от других судов. Опытный глаз легко
угадал бы в ее маневрах развороты для бортового залпа и абордажные заходы.
Вскоре со шняги помимо обычной ругани донеслась еще и пальба: Петр
выставил на фарватер старый ялик и крутился вокруг него, поливая картечью из
пушчонки.
Обеспокоенный папенька бросился к маменьке.
- Быстро жени мальчишку на соседской дочери, пока не началось!
Но было поздно.
Следующим утром на мачте "Чайки" взвился черный флаг. На квадратной
тряпке были грубо намалеваны череп и кости.
- Прощайте, маменька и папенька! - крикнул Петр, стоя у руля. - Не
поминайте лихом! Мы идем на Кюрасао!
Маменьке сделалось дурно. Папенька в сердцах плюнул шняге вслед.
- Да ты раньше Калязина потонешь, - сказал он.
Шняга подняла все паруса и, подгоняемая легким попутным ветром и
крепким матом, унеслась.
Ликующий экипаж выпил по чарке водки за успех предприятия и во славу
капитана.
- Стану адмиралом, будете пить по две, - пообещал Петр.
- Ё!!! - заорали пиратские морды.
Тизенгаузен подобрал команду умышленно - все его матросы были, помимо
вдового деда Шугая, в разладе с женами и мечтали убраться куда подальше.
Хоть на Кюрасао. Поглядеть заодно, правда ли у китаянок дырка поперек.
Шняга весело скакала по мелкой волне.
*****
К обеду вышли на траверз села Концы. Стали на якорь в видимости
скобяной лавки жида Соломона - больше в Концах ничего достойного внимания не
было. Тизенгаузен высадил на берег десант во главе с огромным рыжим
Волобуевым.
- Все ясно, пиратские морды? - напутствовал флибустьеров капитан.
- Ё! - ответили флибустьеры.
Жид Соломон, увидев выходящую на берег шайку и осознав, что морды
приближаются сплошь пиратские, заперся в лавке. Волобуев со товарищи
неуверенно потоптались у двери, постучали обухами топоров в ставни, и все
было б ничего, не вздумай Соломон показать флибустьерам в замочную скважину
кукиш.
Десант запросил поддержки с моря.
- Наводи, - приказал Тизенгаузен канониру Оглоедову. - Пали!
Пушчонка жахнула по лавке и с первого раза засадила ядрышко аккурат в
замочную скважину.
Лавка была захвачена без боя, только жид Соломон от изумления остался
на всю жизнь заикою. Жена его и дочери отделались не в пример легче, правда,
зимой почти одновременно родили по мальчишке.
- Ну дает Соломошка! - изумлялись в Концах. - Заика, а ишь ты!
Пираты взяли в лавке богатый приз скоб, гвоздей и амбарных петель. Из
скоб понаделали абордажных крючьев, гвозди порубили на картечь, петлями
набили трюм в разумении когда-нибудь их выгодно продать.
"Чайка" ушла от греха подальше на другой, безлюдный, берег, чтобы
первый успех подобающе обмыть, заесть и переспать. А утром пиратская шняга,
еще веселее и шумнее прежнего, двинулась промышлять дальше.
План Тизенгаузена был прост: накопив пиратский опыт в относительно
безопасных пресных водах, вырваться на оперативный морской простор, а там у
кого-нибудь спросить дорогу на Карибы. Напрасно папенька думал сына женить
на дочери соседа. В мечтах Петр видел себя зятем губернатора Тортуги, не
меньше.
Вскоре на горизонте замаячило нечто большое и неповоротливое, отдаленно
напоминающее транспорт с хреном. Оглашая берега эпитетами, "Чайка" начала
маневр сближения. Канонир Оглоедов зарядил пушчонку сушеным горохом - на
первый выстрел, для острастки.
Намеченная на абордаж жертва оказалась вблизи именно что транспорт с
хреном.
- Вы чего?! - заорали оттуда сверху вниз. - Мать вашу!
Но крючья уже, хрустя, впивались в борт. Абордажная команда Волобуева,
размахивая топорами, бросилась на приступ.
Капитан Тизенгаузен грозно ступил на палубу транспорта.
- Сарынь - на кичку! - крикнул он и стрельнул из пистолета в воздух.
За что немедленно получил вымбовкой по голове и упал.
- Ё! - рявкнул канонир Оглоедов.
Пираты дружно присели, жахнула пушчонка, и заряд гороха пришелся точно
по мордасам вражеской команде, столпившейся вокруг мачты.
Транспорт сдался на милость победителя.
- До чего же мы, русские, несговорчивый и упёртый народ, - сокрушался
Тизенгаузен, держась обеими руками за голову. - Я же вам крикнул, обормотам,
сарынь - на кичку. А вы?
- Да мы тут все, в общем, не графья, - хмуро сказал капитан. - Чистая
сарынь. А ты-то кто, мать твою, истопник хренов?
- Вот и вправду пущу на дно твое корыто - будешь знать, какой я
истопник, - пригрозил Петр. - Капитан Тизенгаузен! Пиратская шняга "Чайка"!
Слыхал? Ничего, еще услышишь. Деньги на бочку! А то картечью пальнем!
Денег набралось чуть более пятиалтынного. Зато хрена баржа везла, как
метко заметил дед Шугай, очень много.
Далее для ознакомления
