Робертсон Дэвис
Мир чудес
(Дептфордская трилогия - 3)
Robertson Davies. World of Wonders (1975)
Библиотека Луки Бомануара - http://www.bomanuar.ru/
Вычитка - Alexandr
Дэвис Р.
Д 94 Мир чудес: Роман / Пер. с англ. Г. Крылова. - СПб.:
Азбука-классика, 2003. - 448 с.
ISBN 5-352-00322-1
"Мир чудес" - это автобиография мага и волшебника Магнуса Айзенгрима,
история его подъема из бездны унижения к вершинам всемирной славы. Будучи
произведением вполне самостоятельным, "Мир чудес", однако, завершает
"Дептфордскую трилогию" букеровского лауреата Р. Дэвиса, так что читавшие
"Пятый персонаж" и "Мантикору" узнают наконец ответ па вопрос: "Кто убил
Боя Стонтона?"
I
МЕХ В ДЫМУ
1
- Нет сомнений, он был очень милый человек. Обаятельная личность. С
этим никто не спорит. Но фокусник - средний.
- По какой мерке вы судите, позвольте поинтересоваться?
- По самому себе. А как иначе?
- Вы считаете, что как фокусник вы лучше, чем Робер-Гуден?
- Определенно. Он был неплохим иллюзионистом. Но что такое
иллюзионист? Это человек, который зависит от массы всяких хитрых штучек -
приспособлений, механизмов, зеркал и тому подобных вещей. Разве мы не
работали с подобной чепухой почти целую неделю? А кто ее сделал? Кто
воспроизвел этого "Patissier du Palais-Royal"* [Кондитера из Пале-Рояль
(фр.).] - мы с ним весь день провозились? Я его воспроизвел. Кроме меня,
это никто бы не смог сделать. Чем больше я смотрю на эту штуку, тем больше
ее презираю.
- Но это же здорово! Когда маленький пекарь приносит свои конфетки,
пирожные, круассаны, бокалы с портвейном и марсалой, - и все по команде - я
чуть ли не рыдаю от удовольствия! Это самое трогательное напоминание об
атмосфере эпохи Луи Филиппа! А вы признаете, что все воспроизвели в
точности, как в оригинале у Робера-Гудена. Если он не был великим
фокусником, то кто же тогда, по-вашему, великий фокусник?
- Человек, который может стоять абсолютно голым в толпе и в течение
часа владеть ее вниманием, манипулируя несколькими монетами, или картами,
или бильярдными шарами. Я это могу - и дам сто очков вперед любому
фокуснику дня сегодняшнего, да и не только сегодняшнего. Вот почему меня
тошнит от Робера-Гудена и его "Замечательной пекарни", и его
"Неисчерпаемого кувшина", и его "Чудесного апельсинового дерева" и всех
остальных его колесиков, шестеренок, рычагов и прочей ерунды.
- Но ведь вы не собираетесь бросать работу над фильмом?
- Нет, конечно. Я же подписал контракт. В жизни не нарушил ни одного
контракта. Я профессионал. Но меня от этого воротит. На мой взгляд, это все
равно что просить Рубинштейна сыграть на механическом пианино. На таком
инструменте любой может сыграть.
- Вы же знаете, что мы попросили вас сняться в этом фильме только
потому, что вы - величайший в мире иллюзионист, величайший иллюзионист всех
времен, если угодно, а для фильма это - огромная дополнительная приманка...
- Меня уже давно не называли дополнительной приманкой...
- Позвольте мне закончить. Мы показываем, как великий иллюзионист
современности воздает должное великому иллюзионисту прошлого. Публике это
понравится.
- А меня выставит в невыгодном свете.
- Да нет же. Только представьте себе размеры аудитории. После показа
на Би-би-си фильм пойдет по Всеамериканскому каналу - договоренность об
этом уже практически есть, - а потом по всему миру. Только представьте
себе, как его встретят в той же Франции, где Роберу-Гудену все еще
поклоняются как божеству. Зрителей будут миллионы и миллионы. Неужели вам
это безразлично?
- Ваши слова лишний раз подтверждают, что вы невысокого мнения о магии
и мало что о ней знаете. Меня уже видел весь мир. И я не преувеличиваю:
меня действительно видел весь мир. И публика, с которой я каждый раз
вступаю в... не побоюсь этого слова - уникальные отношения, ощущала всю
уникальность моего искусства. По телевизору этого не покажешь.
- А я как раз и собираюсь показать это по телевизору. И пожалуйста, не
сочтите мои слова за хвастовство. Хватит нам на сегодня хвастовства. Но я
не какой-то заштатный кинорежиссер. Могу без ложной скромности сказать, что
я в своей области известен не меньше, чем вы - в своей. Я тоже своего рода
маг, и не какой-нибудь третьесортный...
- Если то, что я делаю, третьесортно, зачем вам нужна моя помощь? Ах
да, для фильма. Представление о том, что кино - искусство, уже давно стало
общим местом. Точно так же люди говорили, что сложные механические игрушки
Робера-Гудена - это искусство. Людей всегда очаровывают хитроумные
механизмы, которые создают иллюзию жизни. А вы не помните, как маленький
актер из пьесы Ноэля Кауарда называет кино? "Дешевая фотография".
- Я вас прошу...
- Хорошо, я не настаиваю на слове "дешевая". Но от "фотографии" нам не
уйти. Кинематографу чего-то не хватает; и вы знаете чего: неуловимой, но
ощутимой власти артиста над его аудиторией. Фильм - он даже хуже
механического пианино; к этому вы хоть можете добавить что-то свое, можете
по желанию изменять скорость и громкость.
- Фильм похож на живописное полотно - оно ведь тоже остается
неизменным. Но каждый зритель привносит в него свое личное ощущение, свое
неповторимое восприятие завершенного холста. Точно то же происходит и с
фильмом.
- Да кто они такие, ваши телезрители? Сброд и всякие подонки общества.
Пьяные и трезвые. Они могут смотреть внимательно, а могут клевать носом.
Люди, которые получают что-то бесплатно, не в силах как следует
сосредоточиться. Я привык к публике, которая приходит посмотреть на меня и
платит за это. Пять минут - и я завладеваю их вниманием, как никто прежде.
Я не могу гарантировать, что мне удастся сделать это по телевизору. Я не
вижу телевизионных зрителей, а воздействовать на тех, кого не вижу, я не
способен. А раз я не могу на них воздействовать, то как я, по-вашему,
очарую их, ублажу, сделаю соучастниками в самообмане?
- А вот тут-то и начинается мое искусство. Я - ваша публика, во мне
все эти миллионы, о которых мы говорим. Если вы покорите меня, то покорите
и их. Потому что я наделяю их моим разумом, моей восприимчивостью и
поднимаю до моего уровня. Разве я не показал это более чем в дюжине
признанных киношедевров? Это мой дар и мое искусство. Доверьтесь мне. Ни о
чем другом я вас не прошу. Доверьтесь мне.
2
Это была первая серьезная размолвка с того времени, как мы начали
работать над фильмом. Имею ли я право говорить "мы"? Поскольку я жил в доме
и очень интересовался всем, что было связано с этой картиной, мне позволили
присутствовать на съемках и даже дали работу. Будучи историком, я
отслеживал детали и не позволял киношникам слишком уж удаляться от Луи
Филиппа и его Парижа или, по крайней мере, не дальше, чем то допускали
художественная вольность и необходимость. Я предчувствовал грозу. Ведь не
зря же я прожил семьдесят два года, а к тому же очень хорошо знал Магнуса
Айзенгрима. Мне казалось, что понемногу я начал узнавать и великого
постановщика Юргена Линда.
На Би-би-си решили сделать часовой фильм о великом французском
иллюзионисте Жане-Эжене Робере-Гудене, умершем в 1871 году. Предполагалось,
что фильм будет не разового пользования: Линд был уверен, что телевидение
не ограничится единственным показом к столетию со дня смерти мастера, а
будет из года в год, раз за разом демонстрировать фильм по всему миру.
Назывался он по-французски "Un Hommage a Robert-Houdin"* ["Поклон
Роберу-Гудену" (фр.).] (что не требовало перевода) и был прост Далее для ознакомления
