Лев Иванович Давыдычев
Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство
[Image001]
[Image002]
Лев Иванович Давыдычев
(1927-1988)
Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство
Роман для детей
Немножечко юмористический, чуть-чуть-чуть сатирический, в меру детективный,
некоторым образом фантастический, но в основном дидактический.
Художник Валерий Аверкиев
Наше повествование, уважаемые читатели, открывается
ПРОЛОГом,
в котором генерал-лейтенант Илларион Венедиктович Самойлов рассказывает, как
у него возникло непреодолимое желание вернуться в детство, снова стать
мальчиком по прозвищу Лапа
- Беда нас, взрослых, и особенно пожилых, в том, что мы или забыли
детство, или помним его плохо, в общих чертах. И нам, увы, не понять до
конца детей, особенно мальчишек! В головах у них, оказывается, такой ералаш,
что они сами в себе разобраться начисто лишены способности! Они совершенно
не в состоянии определить, что они вытворяют и чего им ещё захочется
вытворить! В головенках у них всё пере-пере-перепуталось! Полезное и
вредное! Благородное и подлое! Доброе и злое! Почему легче поднять в
смертельную атаку взвод, роту, полк, чем заставить спокойно просидеть урок
второй, третий, а то и - стыдно сказать! - первый класс?!?!
Конечно, солдаты - во-первых, солдаты, во-вторых, они просто взрослые
люди, но это не объяснение и тем более не оправдание мальчишечьей
не-со-зна-тель-но-сти! Вернее, далеко не достаточное объяснение. Ведь
определённой, математически точно выверенной границы между ребёнком и
взрослым не существует. Притом их, детишек-то, посылают не в смертельную
атаку! Их просят, практически умоляют всего-то-навсего спокойно просидеть
урок... И вместе с тем, повторяю, мы в чём-то перед детьми и не правы. Мы их
плохо понимаем в иных случаях. А они нас вообще даже и не пытаются понять.
Представьте, не испытывают в этом необходимости!
А ведь что-то надо делать!
Надо немедленно что-то предпринимать!
Иначе будет поздно!
По данным иностранных разведок, дисциплина в наших школах ежегодно
падает примерно на ноль целых пять-шесть сотых процента. В детских яслях -
на две сотых процента! А в детских садиках цифра падения самая высокая -
ноль целых восемь сотых процента! Эти показатели имеют почти прямое
отношение к тому, каким явится молодой человек в армию... Вот так-то... И я
много думал о вышесказанном, ещё и не подозревая, к каким конкретным и
крайне решительным действиям приведут меня подобные размышления. Мое, как
потом оказалось, непреодолимое желание вернуться в детство не было
случайным. Оно долго зрело во мне, пока не оформилось окончательно.
Здесь к месту заметить, что иногда самые значительнейшие события в
жизни человека начинаются вроде бы с абсолютного пустяка. Именно так
случилось и со мной.
Однажды я вдруг вспомнил, что в детстве у меня было прозвище Лапа. А
вот почему меня так прозвали, запамятовал! Не могу вспомнить - и всё тут!
Раздражаюсь, злюсь на самого себя, в голове стучит: Ла-па! Ла-па! Ла-па!..
Почему - Лапа? И мне стало ясно, что, пока я не вспомню, почему меня звали
Лапой, ни о чём другом я думать уже не смогу. Так оно и было. Только
раздражение и злость исчезли. Ко мне как бы вернулось детство, я вспоминал и
вспоминал его, удивляясь, как много я помню!.. Но почему - Лапа?
И вдруг однажды вечером я обнаружил, что заболел, да так здорово
заболел, что к ночи подумал: "А вдруг я сейчас умру? Ррррраз - и, как
говорится, нету? Тю-тю!"
И стало мне, старому воину, оч-чень страшно, до того жутко мне стало,
что пальцы ног мгновенно похолодели, окоченели прямо, а на лбу выступил
холодный пот, будто меня дождем обкапало. Сердце не билось, а бу-ха-ло!
Вот-вот, думаю, возьмет оно да и лопнет! Разорвется или из груди выскочит!..
Понимаете, вот-вот могу умереть...
"Что же это такое происходит, люди добрые, - думаю. - Неслыханное дело:
генерал и - трусит!"
Но страх не проходил, сколько я ни внушал себе, что мне должно быть за
это стыдно. Мне и было стыдно, обидно мне было, а страх не отпускал. Сколько
сражений я прошёл, в каких только переделках не бывал, восемь тяжелых
ранений, а легким и средним счета нет, а тут, видите ли... Да не имею я
права умирать ни с того ни с сего!
Дел у меня, между прочим, уйма. Пусть тот умирает, кому делать нечего!
В конце концов, просто несправедливо и глупо, возмутительно просто - вдруг
умереть!
Никогда я ничего не боялся, а тут... Дома у меня никого нет, живу я
один, даже если и "Караул, умираю!" крикну, никто и не услышит, никто и на
помощь не придёт.
И обратите внимание на любопытнейшую деталь: я совершенно забыл, ну из
головы выскочило, что можно попытаться добраться до телефона и вызвать
"Скорую"! Вместо этого я продолжал лежать, продолжал трусить - да, да,
именно трусить! - и гадать, что же такое со мной творится.
Вдруг - совершенно внезапно, заметьте! - вспомнил я, почему в детстве
меня прозвали Лапой. Ну, знаете ли, чушь какая-то получается, бе-ли-бер-да!
Чуть ли не умирать вроде бы собрался, а тут лежу действительно еле живой и
прямо-таки с блаженством ощущаю себя маленьким! Ла-пой!
Была у меня в детстве, вспомнилось, следующая привычка. Встретив любое
животное или птицу, я почему-то обращался к ним с искренним предложением:
"Давай лапу!" Естественно, что просьбы мои исполняли только собаки и кошки,
а коровы, например, или курицы игнорировали мои дружелюбные предложения. И
всё равно: даже к воробьям я обращался по привычке: "Давай лапу!"
Животных я оч-чень любил, но на змей до сих пор не могу смотреть без
содрогания, а в детстве меня трясло с головы до ног при одном виде
безобидных ужей. Однажды на рыбалке, заметив поблизости ужа, я и затрясся с
головы до ног от страха, но сделал шаг в его сторону и, закрыв глаза, тонким
голоском крикнул: "Давай лапу!"
Уж исчез, мальчишки вдоволь добродушно похохотали, а прозвище Лапа
пристало ко мне надолго.
Вспомнив всё это, я вновь ощутил себя маленьким и с этакой легонькой
грустью размечтался: а ведь как бы замечательно было вернуться в детство...
Я и не заметил в мечтаниях, как постепенно снова почувствовал себя предельно
больным, и зло подумал: "Какое ещё там возвращение в детство, когда тебе
грозит... Эх, поговорить бы мне со Смертью перед смертью! Я бы ей сказал!
Она бы у меня вздрогнула, старушенция безглазая! На фронтах меня доконать не
смогла, а сейчас, видите ли, задумала такую пакость!"
- Ты звал меня, генерал-лейтенант? - раздался негромкий, хрипловатый,
на редкость противный голос, щелкнул выключатель, зажглась люстра, и я
увидел... Вы только представьте себе такую... слова не подберу... картину,
что ли... Стояла передо мной, - а я лежал в кровати, - особа в огромных
чёрных очках, длинноволосая - этакая седая пакля до острейших плеч, - в
белой короткой юбке, чёрном свитере и красных сапожках. - Ты звал меня, я
здесь! - И она мерзко, с присвистываниями хихихикнула.
- Кто... ты... такая? - с трудом выговорил я, хотя сразу догадался, что
же это за особа передо мной. - Кто ты? - постарался я спросить как можно
грознее, чтобы придать себе храбрости.
- Я Смерть! И ты сразу узнал меня! - прохрипела она, села, закинув ногу
на ногу (то есть кость на кость), и продолжала, давясь свистящим смехом: -
Времени у нас с тобой не так уж много, но я тебя выслушаю и даже с некоторым
интересом. Только заранее учти, что все разговоры со мной бесполезны!
Решения мои окончательны и обжалованию не подлежат! - Она на некоторое время
просто подавилась своим наиотвратительнейшим хихиканьем. - Жаловаться на
меня некому! И некуда! - И хихиканье её переросло в этакий хрипло-свистящий
хохотище. -
Далее для ознакомления