Наталья ДУРОВА
ГЛУПЫНДА
Из сборника "Звери-путешественники"
Глупында - Инфекция - Кара - всё это имена одной вороны, которую мой
друг Никита подобрал в больничном дворе. Мама Никиты лежала в больнице, и он
ходил по утрам её навещать. К маме Никиту не пускали: корпус, где находилась
его мама, считался инфекционным. Никита мог с мамой говорить только через
окно палаты.
Лицо у мамы было осунувшееся, жёлтое, и через зеленоватое стекло мамина
голова, окутанная белым полотенцем, походила на самую первую фотографию
бабушки, сделанную до революции. Теперь карточку увеличили. На ней бабушка
была тёмной, неестественной, а фон сзади туманно-белый. Никита не любил эту
фотокарточку и, увидев маму такой, испугался.
- Ма-ма-а! Ма-а-мочка! - растерянно протянул Никита.
- Как вы там живёте, ты не опаздываешь в школу? Кто тебе готовит
обед - папа? - Мама радовалась Никите, радовалась тихо и очень печально.
Папа готовит невкусно. Варил щи, забыл про картошку и положил лапшу.
Потом утром кефир и всё время кефир. А сам ругается, почему по географии у
меня тройка. Мамочка, ты же сама говорила, что нужно есть сахар, а кефир -
кислятина, поэтому я и стал хуже учиться. Никита хотел всё рассказать маме,
но почему-то жаловаться не стал, поднял на маму грустные глаза и бодро
сказал:
- Живём хорошо. Без тебя скучаем. Мам, тебя скоро выпишут?
Мама хотела ответить, но замахала на Никиту руками и быстро пошла прочь
от окна. Никита тотчас сообразил, что в палату вошёл врач и разговаривать с
мамой больше нельзя.
Вечером Никита позвонил ко мне:
- Натка! Приходи поскорее! Нужно поговорить!
"Раз звонит, да ещё вечером, значит произошло что-то серьёзное и ему
нужно помочь", - решила я. Спешу, вхожу и слышу:
- Ну, ты! Цып-цып-цып! Как тебя ещё там называть, чего не ешь! Цып-цып?
Смотрю, Никита сидит на корточках, а рядом - ворона. Крылья обвисли,
перья растрёпанные, будто кто-то ещё не успел её ощипать.
- Смотри, какая! Её кормят, а она слюни распустила. Натка, больная она,
а папа кричит: "Инфекция, сейчас же выбрось ворону вон! Чтоб к моему приходу
духу её не было!" Эх, мамы нет! Попроси отца, он...
Никите было тяжело, вороне - тоже. Да и мне, признаться, не легче. С
одной стороны, Никита и больная ворона, а с другой - мы, взрослые, которые
должны быть справедливыми. Я догадываюсь, откуда ворона, начинаю издалека:
- Ты ходил куда-нибудь?
- К маме.
- А-а. Как мама себя чувствует?
- Плохо. Вот была бы она сейчас дома... Чем ворону лечат? Скажи...
- Подожди. Сначала выясним, откуда ворона.
- Как?
- Да очень просто, поговорим с ней, а ты где сам нашёл её?
- На улице, - неохотно ответил Никита и отвернулся.
- Так, так! Значит, шёл по улице, считал ворон и одной недосчитался?
Сейчас я всё узнаю. Только ты, пожалуйста, выйди, я буду говорить с вороной
наедине.
- А ты можешь? Честно?
- Спрашиваешь! Что, разве животных моих не видал? У меня, Никита, по
птичье-зверушечьему языку всегда "отлично" было. Э, да ладно, выходи. Чем
скорее всё узнаю про ворону, тем быстрее на крылья её поставим.
Никита вышел. Я склонилась над вороной и осмотрела её. Дело ясное -
птица больна и неизвестно чем. Оставлять её дома опасно для Никиты. Никита
может заболеть. За дверью шорох и сопенье. Это он, конечно, подслушивает наш
разговор. Что делать? Жалко Никиту, достается ему без мамы, а тут ещё ворону
отнимать. Нет, не могу, решай, Никита, сам.
- Никита! Никита!
- Ну?.. - Никита входит настороженно, смотрит букой.
- Чего ты сердишься? Рассказала мне ворона всю-всю правду. Не то что
ты. Слушай, сейчас всё переведу тебе с птичьего на человеческий язык. Вороне
двадцать семь лет, она твоя ровесница, тебе девять лет, а ей в три раза
больше, но это неважно, вороны ведь живут не сто лет, как человек, а триста.
Вот и считай. Была она в семье самая непоседливая и походила на папу. А папа
у неё - самая настоящая ворона, вечно всё делал не так, раздражал всех.
Дочка брала с него по глупости пример и тоже никого не слушалась. Когда ей
говорили: "Не высовывайся из гнезда, не отлетай далеко от стаи, любопытной
Варваре - нос оторвали", ворона про себя думала, что у Варвары нос
мягкий - его можно оторвать, а у неё клюв твёрдый, попробуй оторви. Поэтому
она постоянно с любопытством рассматривала всё яркое и блестящее, отлетая
далеко от своей стаи. Однажды мальчишка выстрелил в неё серебряным шариком.
Промахнулся. Она могла улететь, но шарик ей так понравился, что ворона
схватила его в клюв, села на ветку, стала рассматривать, и вдруг -
"трах"!..
Даже не каркнув, только издав крыльями "ч-чох", она, подстреленная,
упала на землю. Ну и что хорошего? С тех пор Глупында стала ещё глупее, а в
народе, особенно у мальчишек, пошло птичье ругательство: "чокнутая,
чокнутая!" А хорошо ли людям не только ругаться, а даже говорить по-птичьи?
Подумай-ка! Глупында от глупости своей перестала признавать сверстников,
дружила только со старшими и сама ничего не понимала в их жизни. Друзьям она
надоела, они просто забывали Глупынду. Пшено, рассыпанное для голубей, или
хлебную корку всегда поедали сами. Глупында становилась неказистой, от
худобы перья её торчали в разные стороны, и вскоре стала она не вороной, а
скорее "вороньим пугалом". Про учёбу ж она и слышать не хотела.
"Не буду учиться. Не хочу ни читать, ни писать. Я самая худая, зато
летаю быстрее всех, а тому, кто быстро перелетает с места на место, ни к
чему наука".
Как-то Глупында летала одна над городом и увидела большой дом. Дом -
светлый, красивый. Даже люди все были одеты в белые халаты. Глупынде
понравилось, но ещё больше понравилось то, что совсем недалеко от этого дома
стояли огромные, в человеческий рост, металлические стаканы. Крышки их были
открыты, и назывались они приятно и знакомо: "Помойка".
"Правильно! Обязательно перед едой нужно вымыться. Это говорила даже
бабушка. Помоюсь, помоюсь", - решила Глупында и, не задумываясь, искупалась
в ещё дымящихся паром отбросах да принялась за обед. Наевшись до отвала, она
вдруг показалась себе красивой. Зоб её раздувался, перья легли ровно и
гладко. Пожалуй, среди ворон она сейчас выделялась бы и ходила важно, как
голубь Дутыш. Прилетев в стаю, она молчала, злорадно оглядывая подружек.
"Ни за что на свете не расскажу им. Сама всё съем".
Молчала до вечера, а вечером, конечно, проворонила свою столовую. Наутро
вороньё с жадным карканием бросилось за Глупындой.
Прилетели к светлому дому, но завтракать осталась одна Глупында. Вороны
были ведь постарше и уже успели прочесть в книге про больницу и болезни,
которые называются красивым, но страшным именем "инфекция". Так у Глупынды
появилось новое имя, и сразу она осталась одна, не захотела воронья стая
летать с Инфекцией.
Наутро люди увидели Глупынду возле помойки. Они принесли много еды, и
Глупында обрадовалась, хотела было подлететь к своей найденной кормушке, но
со вчерашнего дня она отяжелела, да и силы покинули ворону. Прошло часа два,
а Глупында есть не могла. Она с трудом добралась к водосточной трубе. Хотела
искупаться, распустила крылья и уж не могла их подобрать, так с
распластанными крыльями и осталась сидеть, пригорюнившись, возле водосточной
трубы. Тут ей и повстречался мой друг Никита. Ну, Никита, видишь, я всё
знаю. Ведь ты Глупынду нашёл возле маминой палаты. Да?
- У-угу! - ответил Никита и умоляюще заглянул мне в глаза. - Натка,
ну не пропадать же ей, а? Натка, вылечи Глупынду. Честное слово, исправлю
тройку по географии!
- Хорошо, Никита, попробую и вылечить и выдрессировать твою ворону, но,
учти, географию ты должен знать, и не только географию, а естествознание и
всё, всё, что вы проходите в школе. Вот спросят у тебя ребята: "Никита, а
где твоя ворона летает, какие страны видит, а может быть, она вообще
неперелётная птица?" Что ты ответишь ребятам?
Никита промолчал.
Далее для ознакомления
