Лоуренс Блок
Герой по вызову
Ивен Таннер - 05
Оригинал: Lawrence Block, "Here Comes a Hero"
Перевод: Олег Алякринский
Лоуренс Блок
Герой по вызову
Глава 1
В 14:30 чудесным октябрьским деньком я с мясом выдрал провод из
висящего на стене телефонного аппарата.
На что Минна заметила:
- Эван, ты выдрал с мясом телефонный провод!
Я взглянул на нее. Минна - семилетняя девчушка, которая выглядит как
литовское переиздание льюис-кэрроловской Алисы: белокурые локоны и огромные
глазищи. Смотреть на нее - одно удовольствие. Но на сей раз, похоже, в моем
взгляде было нечто такое, что она сразу поняла: наше мирное сосуществование
временно приостановлено.
- Я пожалуй, схожу погуляю в парке, - произнесла она с опаской. -
Вместе с Майки.
- Майки в школе!
- Нет, Эван, он остался дома. Сегодня же еврейский праздник.
Майки, урожденный Мигель, ни к какому вероисповеданию не принадлежал и
посему был волен по своему выбору примыкать к любой церкви, чьи чада в тот
или иной день пропускали школьные занятия по причине религиозного праздника.
Я откликнулся каким-то едким замечанием по поводу Майки и неисповедимых
путях к божественному просветлению. Минна поинтересовалась, нет ли у нас
зачерствевшего хлеба покормить голубей, на что я ей сообщил, что не имею
привычки следить за метаморфозами хлебо-булочных изделий Но все-таки ей
удалось отыскать три куска, с виду не больно-то зачерствевших.
- Всего доброго! - важно произнесла она по-литовски. - Я прощаю твой
невоздержанный темперамент и надеюсь, что к моему возвращению ты вновь
обретешь способность вести нормальную беседу!
Она юркнула за дверь прежде, чем я успел швырнуть в нее ботинком. Минна
всегда переходит на литовский, когда хочет произвести впечатление особы
королевских кровей. У нее есть на то полное право. Будучи единственным ныне
здравствующим потомком Миндаугаса - первого и последнего короля независимой
Литвы, - она, понятное дело, является королевой в изгнании. Минна дала мне
письменное обещание, что после восстановления литовской монархии сразу же
сделает меня своим премьер-министром. Я храню ее меморандум в ящике стола
вместе с облигациями царского займа и бумажными деньгами Конфедератов.
В общем, мне ничего не оставалось, как только тяжело вздохнуть. Когда
Минна отправилась травить бедных голубков в парке, я опять вздохнул, взял
отвертку, развинтил телефонный аппарат, потом снова его собрал и укрепил на
стене. Все-таки есть сермяжная правда в том, чтобы изливать свой гнев на
бессловесные бытовые приборы, особенно на те, которые легко поддаются
ремонту.
На то, чтобы восстановить телефонную связь, у меня ушло, наверное,
минут десять - ничто по сравнению с тем драгоценным временем, которого я в
тот день лишился по милости этого черного монстрика. Он звонил не переставая
с пяти утра. Поскольку я никогда не сплю, друзья и враги считают себя вправе
тревожить меня в любое время суток. В тот день они как раз этим и
занимались.
А я собирался засесть за написание диссертации о символике цвета в
пейзажной лирике Уильяма Вордсворта, и если вы сочтете, что тема
скучноватая, то уверяю вас: вы ни черта не смыслите ни в символике цвета, ни
в поэзии Вордсворта. Не скажу, что я бы сам, находясь в здравом рассудке, по
своей воле выбрал такую тему для диссертации, но по неизвестным мне причинам
именно на ней остановила свой выбор мисс Карен Дитрих. Мисс Дитрих -
школьная учительница из графства Саффолк, которой светило повышение зарплаты
после защиты магистерской диссертации. Я же, в свою очередь, мог заработать
тысячу баксов за написание для мисс Дитрих приемлемого научного текста
объемом в двадцать тысяч слов, то есть каждое мое слово оценивалось по
двадцати пяти центов, вне зависимости от вордсвортовской символики цвета.
Словом, в тот день мне надо было кровь из носу закончить эту чертову
диссертацию, а телефон как назло не умокал ни на минуту. Сначала я дал Минне
задание отвечать на звонки - что она вообще-то всегда делает с удовольствием
и со знанием дела. Но в тот день ей это почему-то не удавалось. Минна
свободно говорит по-литовски, по-латышски, по-английски, по-испански и
по-французски, может хоть и с трудом изъясняться по-немецки и по-армянски,
прошлым детом в Дублине она выучила несколько фраз на ирландском и вдобавок
владеет ругательствами еще на дюжине других наречий мира. Короче говоря,
телефон все утро звонил и звонил, а Минна то и дело снимала трубку, и
какие-то уроды чего-то требовали от нее на польском, сербохорватском,
итальянском и других языках, не входящих в круг ее лингвистических познаний.
Наконец мое терпение иссякло и я выдрал провод из черненького тельца
этой мерзкой штуки. А Минна решила сменить обстановку на более спокойную. А
потом и я сам успокоился и починил телефон. Ну, это вы уже и так знаете.
И тут оказалось, что я совершил одну из самых непростительных ошибок в
моей жизни.
Почти час телефон стоически хранил молчание. Я вчитывался в Вордсворта
и дубасил по клавишам пишущей машинки, а убаюкивающее безмолвие онемевшего
телефона внушило мне обманчивую иллюзию безопасности. Но потом он
затрезвонил, я снял трубку - и незнакомый голос произнес:
- Это мистер Таннер? Эван Таннер?
- Так точно!
- Мы с вами не знакомы.
- Неужели?
- Но мне нужно с вами поговорить!
- Неужели?
- Меня зовут Мириам Гурвиц.
- Здравствуйте, мисс Гурвиц!
- Миссис Гурвиц. Миссис Бенджамин Гурвиц.
- Здравствуйте, миссис Гурвиц!
- Он умер.
- Кто, простите?
- Бенджамин, пусть земля будет ему пухом! Я вдова.
- Сочувствую!
- Не стоит. В феврале будет уже восемь лет. Хотя нет, что это я...
Девять лет! В феврале девять лет. Никогда не болел, работал всю жизнь,
идеальный муж, пришел с работы домой, усталый, и вдруг как догоревшая
свеча - бац и упал замертво. Сердце не выдержало...
Я поднес трубку к другому уху, чтобы миссис Гурвиц могла поделиться
своим горем и с ним тоже. Но он вдруг умолкла. Я решил, что ее надо
подбодрить.
- Эван Таннер слушает! - напомнил я.
- Знаю!
- Миссис Гурвиц, вы мне позвонили... Мне бы... мм... не хотелось
показаться невежливым, но...
- Я звоню вам по поводу моей дочери.
Я звоню вам по поводу моей дочери . Есть, по-видимому, холостяки
тридцати с лишним лет, которые способны выслушать подобную фразу без паники,
но такие, как правило, носят розовые шелковые шорты-боксерки и выписывают
журналы по физкультуре и фитнесу. У меня сразу возникло искушение повесить
трубку.
- Моя дочь Дебора. Она в беде.
Моя дочь Дебора. Она в беде.
И я повесил трубку.
Дебора Гурвиц беременна, подумал я. Дебора Гурвиц беременна, а ее
идиотка-мамаша решила, что Эван Майкл Таннер несет сугубо личную
ответственность за физиологическое состояние Деборы, и пытается подойти к
нему с меркой зятька. Или с меркой благородного отца семейства.
Я начал нервно бегать по комнате. Ну как, как, скажите на милость, эта
Дебора Гурвиц умудрилась подзалететь? Почему она не принимала
противозачаточные пилюли? Да у нее что, своей головы на плечах нет? А...
Минуточку!
У меня вообще нет знакомых девушек по имени Дебора Гурвиц!
Зазвонил телефон. Я снял трубку, и голос миссис Гурвиц известил меня,
что нас разъединили. Я пустился втолковывать ей, что произошла какая-то
ошибка и мы с ее дочерью даже не знакомы.
- Вы Эван Таннер?
- Да, но...
- Западная Сто седьмая улица в Манхэттене?
- Да, но...
- Вы с ней очень даже знакомы. И вы должны мне помочь! Я вдова, у меня
никого нет на всем белом свете, мне не к кому обратиться! А вы...
- Но...
- Вы с ней знакомы. Может быть, вы Далее для ознакомления
