Николас БЛЕЙК
Перевод с английского В. Артемова. OCR tymond
ГОЛОВА ПУТЕШЕСТВЕННИКА
Литературный ПОРТАЛ
http://www.LitPortal.Ru
#
Анонс
Николас Блейк, поэт и романист, является в то же время одним из мэтров
английского детектива. Главный герой его произведений криминалист-любитель
Найджел Стрейнджуэйз раскрывает самые невероятные и загадочные
преступления, опираясь главным образом на знание тонкостей человеческой
натуры.
Глава. Из дневника Найджела Стрейнджуэйза
7 июня 1948 года.
Днем Пол свозил меня к Ситонам.
- Боб Ситон - это по твоей части,- сказал он уверенно,- он, знаешь ли,
стихи пишет.
Я это знал и сообщил Полу, что Роберт Ситон - один из наиболее
выдающихся наших поэтов.
- Рад это слышать,- невозмутимо ответил он.- У него отличное стадо
гернсейских коров. Дом тоже очаровательный. А маслодельня какая - ты будешь
потрясен!
Я уведомил его, что еду знакомиться не с коровами, в каких бы шикарных
условиях они ни жили, а с поэтом Ситоном, и спросил, какой он.
- Кто? Старина Боб?- Пол корпел над очередной анкетой, какие обязаны
заполнять фермеры, и внимание его несколько рассеивалось.- А, он хороший
малый. Такой, знаешь, спокойный, простой...
В общем, паломничество оказалось не слишком утомительным - всего лишь
до соседней деревушки. Ферма Пола находится совсем рядом с Хинтон-Лейси, а
дом Ситона, Плаш-Мидоу,- в Ферри-Лейси, двумя милями дальше. Ферри-Лейси -
это типичная оксфордширская деревня, построенная как Бог на душу положит:
живописные сельские развалюхи вперемешку с приткнувшимися там и сям
маленькими виллами и бунгало из красного кирпича.
При первом же взгляде на Плаш-Мидоу, находящийся в самом конце
деревни, у меня захватило дух. Самый на стоящий помещичий дом эпохи
королевы Анны, низкий и длинный; старинный кирпич сочного розового цвета;
окна на разном расстоянии друг от друга, но расположенные удивительно
удачно. Пятьдесят ярдов ровной, как полотно, и блестящей, как зеленое
стекло, травы между домом и невысокой оградой, отделяющей его от дороги.
Все - и эта ограда, и сам дом, и клумбы слева от него, и стены
хозяйственных построек за домом,- было усыпано розами. Коврами, водопадами,
гирляндами роз. Застывшее буйство белых и желтых цветов. Странно было не
увидеть ни одной розы на двух могучих, устремленных в небо секвойях,
растущих на газоне по обе стороны дома. А дальше за домом, скрытая за
деревьями, несла свои воды Темза, и дом стоял в нескольких сотнях ярдах от
нее на высоком обрыве.
- Все, конец!- удивленно воскликнул я.
- Да,- подтвердил Пол.- Дороги дальше нет. Вернее, дальше, вон там,
где в прежние времена был паром, есть пешеходный мостик - по нему можно
перебраться через реку и пройти полями до Редкота.
Он притормозил у ворот. Я различил доносившийся издалека ровный шум,
похожий на звук, который слышишь, приставив к уху морскую раковину, только
более низкий; замирающий гул, никогда не затихающий вовсе, вздох
бессмертия... Неужто он и впрямь доносится из глубин бесконечности? Или это
просто моя фантазия, навеянная седовласой стариной этого места с его
заснувшим как будто в вечном покое розовым царством?..
Пол, должно быть, заметил, что я прислушиваюсь.
- Это плотина,- объяснил он.- В полумиле вверх по течению.
Да, могло быть много хуже. Он мог, например, сообщить мне, что это
работают механические доильные машины. Облегченно вздохнув, я поделился с
ним своим подозрением.
- Кто же доит коров в половине первого дня?- фыркнул Пол и въехал в
ворота.
Мы вышли из машины.
Мне казалось, что я грежу. Проходя вдоль фасада здания, заглядывая в
окна гостиной, я невольно ожидал увидеть Спящую Красавицу в окружении
церемонно изогнувшихся придворных в парчовых камзолах, с розами в длинных
изящных пальцах...
Открылась дверь, и я вздрогнул: мой сон становился явью. На пороге
стоял карлик - отвратительный урод с улыбкой до ушей, в зеленом суконном
фартуке. Честное слово, Пол мог бы и предупредить меня.
- Привет, Финни, как жизнь?- как ни в чем не бывало приветствовал он
карлика, и тот в ответ захрюкал и загундосил, а потом заковылял по коридору
на своих кривых ножках, приглашая нас следовать за ним.
Пройдя через холл, мы оказались в гостиной. Чары не развеялись. Это
была комната самой совершенной формы, с двумя рядами окон и обшитыми
зелеными панелями стенами. Великолепный камин, мебель красного и орехового
дерева, шторы и ковер цвета увядших рождественских роз, всюду вазы с
розами, над камином картина Ренуара сочных богатых тонов...
- Я вижу, вам понравился мой Ренуар,- произнес у меня за спиной
глубокий грудной голос.
Я повернулся, и Пол представил меня хозяйке дома. Миссис Ситон,
поистине величественная особа, встретила меня милостиво, с непринужденным,
но хорошо отработанным видом герцогини, принимающей букет. Крупная,
темноволосая, внушительная женщина; широкая кость, птичий нос, желтоватый
цвет лица, слишком маленькие для такого широкого лица глазки под густыми
бровями; самые светские манеры, но никакого обаяния. Возраст, кажется, под
пятьдесят. Лет через двадцать она станет настоящей старой ведьмой.
Я вежливо, хотя и вполне искренне выразил свое восхищение ее домом. У
нее в глазах вспыхнул огонек, она даже помолодела на миг.
- Я очень горжусь им. Понимаете, мы живем здесь уже не одну сотню
лет - много дольше, чем стоит этот дом, хочу я сказать.
- Для своих нескольких столетий вы выглядите необычайно свежо,
Джанет,- усмехнулся Пол.
Миссис Ситон вспыхнула, как школьница, но вовсе не оттого, что
рассердилась: она относилась к той категории женщин, которым нравится,
когда над ними подтрунивают представительные мужчины.
- Не говорите глупости, Пол. Я как раз собиралась сказать мистеру
Стрейнджуэйзу, что двум этим деревушкам дала имя моя семья. Наш предок
Фрэнсис де Лейси получил это поместье от Вильгельма Завоевателя.
- И тогда вы вступили в брак со своим домом и с тех пор
живете-поживаете без забот и в полном довольстве,- сказал Пол.
Эта реплика, мне абсолютно ни о чем не говорящая, почему-то пришлась
не по вкусу Джанет Ситон, и она отвернулась от Пола.
- Во время ленча поэт присоединится к нам: он всегда работает по
утрам,- уже другим, вибрирующим тоном обратилась она ко мне, выделив
голосом особенно важные для нее слова.
Эта фраза могла быть шутливой, могла быть и ласковой - как посмотреть;
но мне от нее почему-то стало не по себе. Настолько, что я до неприличия
резко вернул разговор к прежней теме.
- Значит, дом принадлежит вам?- спросил я.
- Он принадлежит нам обоим. Отец Роберта купил его у моего отца, а
потом Роберт унаследовал его. Старый мистер Ситон переименовал его в
Плаш-Мидоу, но все в округе продолжают называть его Лейси... Мистер
Стрейнджуэйз, вы не интересуетесь эмалью Баттерси? Вон в том шкафчике есть
несколько неплохих вещиц.
Я сказал, что интересуюсь,- хотя деловые отношения между Ситонами и
Лейси занимали меня намного больше. Миссис Ситон отперла шкафчик и извлекла
оттуда изящную пудреницу. Она подержала ее секунду в своих больших, с
узловатыми суставами пальцах и затем вложила мне в руки. Рассматривая
пудреницу, я почти физически почувствовал на себе взгляд хозяйки дома - как
будто на меня пахнуло жаром пылающего горна. Я поднял на нее глаза. На лице
у нее было какое-то особенное выражение. Смогу ли я описать его? Сияющая
самодовольством улыбка молодой матери, которая глядит на своего первенца,
лежащего на руках у друга; плюс сдержанное беспокойство (а вдруг он уронит
мое дитя?); плюс что-то еще, что-то неуловимое, умоляющее, почти жалобное.
Когда я отдал ей пудреницу, она вздохнула и на мгновение застыла, словно у
нее перехватило дыхание.
- Далее для ознакомления
