Михаил Николаевич Алексеев
Мой Сталинград
-----------------------------------------------------------------------
"Военная литература": militera.lib.ru
Издание: Алексеев М.Н. Мой Сталинград; Драчуны; Хлеб - имя
существительное. - М.: ИТРК, 2003.
Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/alekseev_mn2/index.html
Иллюстрации: нет
OCR: Андриянов П.М.
Правка: sdh
Дополнительная обработка: Hoaxer ([email protected])
{1} Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
книги.
[1] Так помечены страницы. Номер предшествует странице.
Алексеев М.Н. Мой Сталинград, в кн.: Алексеев М.Н. Мой Сталинград:
Роман; Драчуны: Роман; Хлеб - имя существительное: Повесть в новеллах. - М.:
ИТРК, 2003. - 832 с. (Серия "Российская проза на рубеже XX - XXI веков")
Тираж 3000.
Аннотация издательства: "Когда я читал эту книгу, понимая, что это не
роман, не беллетристика, а почти документальный текст, я все время думал: а
может быть, Михаил Алексеев среди тысяч увиденных им в Сталинграде людей
встретил и моего отца. Может, где-нибудь на полустанке, на перекрестках
фронтовых дорог вдруг они на секунду встретились глазами. Может быть,
события, описанные Алексеевым, теми же глазами видел и мой отец? Я читал
"Мой Сталинград" глазами сына, потерявшего в Сталинграде отца, с надеждой,
что на страницах книги я с ним хоть на миг, но столкнусь. Я не ведаю, где
его могила. И поэтому, читая книгу, я загадочным образом отождествлял
Михаила Алексеева со своим отцом. Отношусь к нему самому и к его книге
по-сыновьи. Как к "литературному отцу", хотя мы и пишем по-разному", - так
говорит Александр Проханов о книге, которая стала одним из самых
значительных явлений в литературе конца XX века. В новом издании "Мой
Сталинград" дополнен впервые публикуемыми письмами Михаила Алексеева 1942 -
1943 годов из осажденного Сталинграда. В однотомник также включены наиболее
известные произведения писателя 60 - 80-х годов: "Драчуны" и "Хлеб - имя
существительное". Издание посвящено 60-летию Сталинградской битвы и 85-летию
защитника города-героя, крупнейшего русского писателя, Героя
Социалистического Труда - Михаила Николаевича Алексеева.
Содержание
Сталинград вернулся! Вместо предисловия
От автора [35]
Книга первая
Часть первая. Абганерово [36]
Часть вторая. Елхи [154]
Книга вторая
Часть первая. Противостояние [187]
Часть вторая. Возмездие [277]
Вместо эпилога [322]
Примечания
Сталинград вернулся! Вместо предисловия
Он вернулся ко мне через 60 лет, без самого малого.
Александр Проханов в своем выступлении на презентации "Моего
Сталинграда" сказал:
"У меня возникло ощущение, что эта книга является длинным,
обстоятельным письмом фронтовика о том, что с ним происходило на фронте.
Письмо это Михаил Алексеев писал 50 с лишним лет. Начинал писать еще тогда,
в сталинградских степях, своим домашним, в саратовскую глубинку, но потом
сам вернулся домой и сам прочитал свое давнишнее письмо. Он одновременно и
отправитель военных треугольников зимы 1942 - 43 годов и их отправитель
спустя полвека".
Ощущение А. Проханова оказалось поразительно точным по главной сути.
Замечу лишь, что давнишнее то письмо составилось из множества писем, и
писались они не 50 лет, а двести дней и двести же ночей в окопах
Сталинграда, день за днем на протяжении всего побоища. А посылались те
треугольники не моим домашним в саратовскую глубинку, Саша, а в малюсенький
город Ирбит, затерянный где-то в уральских горах, куда во время эвакуации
перебралась из города Сумы одна украинская семья, а с нею, сообщал я в "Моем
Сталинграде", прелестнейшее существо по имени Оля Кондрашенко. Жили мы в
одном доме в уютном и ласковом городке на берегу поэтичнейшей речки Псёл. И,
конечно же, не могли не подружиться. И не знали, что дружба наша будет очень
долгой. И виною тому Оля,
Ольга Николаевна - она не давала (да и сейчас не дает) погаснуть этому
светильнику нашей прекрасной дружбы, так и не перешагнувшей порога, за
которым было бы уже другое...
Вот ей-то, Оле Кондрашенко, я и посылал все свои сталинградские письма.
И она сохранила их все до единого! И лишь теперь, спустя не пять, а шесть
десятков без малого лет, стала высылать их мне. Сталинград из
кроваво-огненной своей Купели вновь вернулся ко мне в моих же собственных
письмах. Часть из них в канун нынешнего 2002 года использовала газета
"Российский писатель" в довольно большом материале, названном достаточно
точно: "Возвращение огня". Основная масса моих писем, к сожалению, получена
мною уже после того, когда работа над романом подходила к концу. Но мог ли я
упрекнуть свою верную подружку за задержку с присылкой писем, когда она,
советская патриотка, оказалась вдруг "заграницей", живет теперь
одна-одиношенка в Ужгороде, куда привезли ее с Урала родители, ныне уже
ушедшие из жизни?
После войны переписка моя с Олей возобновилась и продолжается по сей
день. Ни в одном из множества писем ко мне нет ни малейшего упрека в том,
что в основном по моей вине наша светлая дружба не завершилась тем, на что
вроде бы естественно рассчитывали. Судьба распорядилась по-своему...
Переписка с Ольгой Кондрашенко у меня продолжалась и после
Сталинградской эпопеи, о чем говорит и это стихотворение, написанное мною и
посланное девушке 29 августа 1944 года уже из Трансильвании. Но Сталинград
занимал особое положение и в характере нашей переписки, начавшейся, для
меня, во всяком случае, с Акмолинска, куда я попал во вновь формирующуюся
29-ю стрелковую дивизию, не зная, не ведая того, что в ее составе мне
суждено будет пройти от начала и до конца все круги ада Сталинградского
побоища в должности политрука минометной роты и заместителя командира
артиллерийской батареи.
14 мая 1942 года я писал своей подруге:
"Здравствуй, Оля!
Сообщаю тебе, что из Акмолинска я выехал 29.3.42 года. Сейчас нахожусь
близко от фронта снова. Скоро вступлю в бой с немецкими захватчиками. Прошу
тебя не терять со мною связи. Если все кончится хорошо, наверняка увидимся.
Пиши мне чаще письма. Если потеряешь со мною связь, прошу связаться с моим
братом, адрес которого я тебе давал".
В бой мне пришлось вновь вступить не так уж скоро и не там, где
предполагалось.
"До поры до времени, - говорится в первых же строчках "Моего
Сталинграда", - никто из нас, оказавшихся августовским летом сорок второго
между Доном и Волгой, как между тяжким огненным молотом и наковальней, -
никто не знал, не ведал (повторю и здесь два этих слова! - М. А.), что
Абганерово{1} будет включено в наши души и навсегда, до последнего часа
останется там у тех немногих, кому неким чудом удалось выжить.
Двумя неделями раньше сформированная в казахстанских степях 29-я
стрелковая дивизия, новенькая, с иголочки, свеженькая, укомплектованная по
штатному расписанию, предназначенная было для обороны Москвы на дальних
подступах к ней и временно расквартированная под станцией Волово Тульской
области, неожиданно, в одну июльскую ночь и в одно утро была погружена в
эшелоны и с бешеной скоростью устремилась куда-то на юго-восток".
Впрочем, мы-то догадывались - куда именно.
И вот первое мое письмо оттуда:
"9/VIII-42 Степь.
Дорогая Оля!
Сейчас в самый тяжелый и опасный момент я получил от тебя письмо.
Можешь ли ты представить все волнения души моей в этот час?! Нет, ты не
можешь представить. Это может представить человек, находящийся со мною под
непрерывным обстрелом с воздуха и земли.
Положение мое, моя дорогая, таково, что вряд ли мое письмо дойдет до
тебя, но если оно все же и дойдет, то я боюсь, как бы оно не было последним.
Но не падай духом, подружка моя, я еще [8] долго намерен грызться с
проклятым
Далее для ознакомления