Айзек АЗИМОВ
ВСЛЕД ЗА ЧЕРНОЙ КОРОЛЕВОЙ
The Red Queen's Race, 1949
OCR & SpellCheck: Svan
http://svany.narod.ru
Хотите загадку? Насколько опасен для общества учебник по химии,
переведенный на греческий язык?
Можно сказать и по-иному Будет ли преступником человек, который в
ходе недозволенного эксперимента полностью вывел из строя одну из
крупнейших атомных электростанций страны?
Само собой, эти загадки нам пришлось решать потом. Начали мы с
атомной электростанции - опустошенной. Я хочу сказать, опустошенной. Не
знаю, сколько там было делящегося материала, только за две микросекунды он
разделился весь.
Без взрыва. Без лишнего гамма-излучения. Только сплавились все
движущиеся части в здании. Весь главный корпус немного нагрелся. Атмосфера
на две мили вокруг тоже, но послабее. Остался мертвый, бесполезный остов,
замена которого обошлась в сто миллионов долларов.
Случилось это в три часа утра. Элмера Тайвуда нашли в центральной
силовой камере. И все, что удалось обнаружить за следующие двадцать четыре
суматошных часа, укладывалось в три абзаца.
1. Элмер Тайвуд - доктор физических наук, член и почетный член не
одного научного общества, в далекой юности - участник Манхэттенского
проекта, а ныне профессор ядерной физики - имел полное право находиться на
станции. У него был пропуск категории А без ограничений. Но никаких записей
о том, что ему понадобилось в этот день, не сохранилось. Сплавившиеся в
единую тепловатую массу приборы на столике-тележке не были зарегистрированы
как затребованные для опыта.
2. Элмер Тайвуд был мертв. Его тело лежало рядом с тележкой, лицо
потемнело от прилива крови. Никаких следов радиационной болезни или
насилия. Заключение врача: инсульт.
3. В личном сейфе Элмера Тайвуда были обнаружены два странных
предмета: два десятка блокнотных листов, густо исписанных формулами, и
брошюра на неизвестном языке - как оказалось, перевод учебника по химии на
древнегреческий.
Всю эту историю тут же покрыла такая секретность, что от нее мухи
дохли. По-иному я сказать не могу. За все время расследования на
электростанцию вошло ровным счетом двадцать семь человек, включая министра
обороны, министра науки и еще двух-трех неизвестных широкой публике, но
оттого не менее важных лиц. Весь дежурный персонал станции, физика,
опознавшего Тайвуда, и врача, его осматривавшего, поместили под домашний
арест.
Эта история не попала в газеты. О ней не шушукались в коридорах
власти. Несколько членов Конгресса слышали о ней - немного.
И это естественно. Человек, или организация, или страна, способная
высосать все энергию из полусотни, а то и сотни фунтов плутония, держит
промышленность и оборону Соединенных Штатов мертвой хваткой, потому что сто
шестьдесят миллионов человек по одному их слову могут оказаться мертвыми.
Был это один Тайвуд? Или не один? Или кто-то еще при помощи Тайвуда?
Чем занимался я? Служил подставкой; прикрытием, если вам так больше
нравится. Кому-то ведь надо болтаться по университету и задавать о Тайвуде
вопросы. В конце концов, он же пропал. Это могла быть амнезия, похищение,
убийство, несчастный случай, сумасшествие, захват заложников - я мог еще
лет пять служить мишенью для косых взглядов и отвлекать внимание.
Получилось, правда, совсем иначе.
Только не думайте, что меня привлекли с самого начала. Я не входил в
число тех двадцати семи человек (там был мой Босс). Но кое-что я знал
достаточно, чтобы начинать.
Профессор Джон Кейзер тоже занимался физикой. Попал я к нему не
сразу. Чтобы не казаться подозрительным, я начал с рутинных опросов.
Совершенно бессмысленное занятие. Но необходимое. Зато теперь я стоял в
кабинете Кейзера.
Профессорские кабинеты узнаются с первого взгляда. В них никогда не
стирают пыль - разве что заглянет в восемь часов утра усталая уборщица, -
потому что профессора пыли не замечают. Груды книг навалены в совершенном
беспорядке. Те, что поближе к столу, используются часто - по ним профессор
читает лекции. Те, что подальше, запихнул туда одолживший их когда-то
студент. Ждут, что их когда-нибудь прочитают, профессиональные журналы - из
тех, что выглядят дешевенькими, а оказываются чертовски дорогими. Стол
завален бумагами, и на некоторых что-то нацарапано.
Профессор Кейзер был немолод - почти ровесник Тайвуду - и
примечателен большим пурпурным носом и зажатой в зубах трубкой. На меня он
взирал с рассеянностью и мягкостью типичного ученого - то ли эта работа
таких людей привлекает, то ли создает.
- Чем занимался профессор Тайвуд? - осведомился я.
- Теоретической физикой.
Сейчас такие ответики от меня отскакивают, а еще несколько лет назад
я бы взбесился.
- Это мы знаем, профессор, - намекнул я. - А поточнее нельзя?
- Если вы не физик-теоретик, - Кейзер благостно улыбнулся, - детали
вам не помогут. Это имеет какое-то значение?
- Может быть, и нет. Но профессор пропал. И если с ним случилось
что-нибудь, - я повел рукой, - то это связано, вероятно, с его работой,
если только он не был богат.
- Университетские профессора богаты не бывают. - Кейзер сухо
хохотнул: - Наш товар ценится невысоко - на рынке его в избытке.
Я не обиделся и на это. Я знаю, что внешность меня очень подводит. На
самом деле я закончил колледж с оценкой "очень хорошо" (переведенной на
латынь, чтобы декан понял) и никогда в жизни не играл в футбол, но, глядя
на меня, ни за что так не скажешь.
- Тогда давайте вернемся к его работе, - сказал я.
- Вы намекаете на шпионаж? Международные интриги?
- Д почему нет? Такое и раньше случалось. Он, в конце концов,
ядерщик.
- Согласен. Но я, например, тоже ядерщик.
- Возможно, он знал что-то, чего не знали вы? Кейзер обиделся. Если
застать их врасплох, профессора могут вести себя как люди.
- Если мне не изменяет память, - произнес он надменно, - Тайвуд
публиковал статьи о влиянии вязкости на крылья кривой Рэйли, об уравнениях
поля высоких орбиталей, и спин-орбитальном взаимодействии нуклеонов, но
основные его работы были посвящены квадрупольным моментам. Во всех этих
вопросах я вполне компетентен.
- А в последнее время он работал над квадрупольными моментами? - Я
постарался не споткнуться на этих словах; кажется, получилось.
- Если так можно сказать, - почти фыркнул профессор. - Возможно, он
наконец добрался до стадии экспериментов. Большую часть жизни он потратил
на то, чтобы математически разработать одну свою личную теорию.
- Не эту ли? - Я кинул ему лист из блокнота.
Это был один из тех листов, что лежали у Тайвуда в сейфе. - Вполне
могло оказаться, что лист попал в сейф случайно - знаете, бывает, что вещи
оказываются в сейфе только потому, что все ящики стола забиты
непроверенными курсовыми работами. И, разумеется, из сейфа ничего не
вынимают. У профессора Тайвуда мы нашли неразборчиво подписанные пыльные
склянки с каким-то желтым порошком, несколько размноженных на мимеографе
брошюр времен второй мировой со штампом "Секретно", копию старой зачетки,
несколько писем с предложениями занять пост директора исследовательского
отдела "Америкен Электрик" (десятилетней давности) и, конечно, химию на
древнегреческом.
Ну и блокнот, свернутый трубочкой, как сворачивают обычно дипломы,
перевязанный резинкой, без подписи. Двадцать листов покрывали мелкие
аккуратные буковки.
Один из этих листов находился сейчас у меня. Не думаю, что. нашелся
бы в мире человек, которому доверили больше одного. И я совершенно уверен,
что каждый из облеченных высоким доверием знал, что свой листок и
собственную жизнь он потеряет настолько одновременно, насколько это удастся
правительству.
"Я кинул листок Кейзеру так, словно только что нашел Далее для ознакомления
